Циклы российской истории

Автор: Липкин А.И.
Просмотров: 8977

Введение

Современное гос-во, кроме территории и верховной власти имеет культурные интеграторы в сфере идей, среди которых следует выделить (национальную) историю государства, предполагающую идею государства, (национальную) светскую высокую культуру (литературу и искусство), связанную с образованием, а также систему базовых смыслов (идеалов, ценностей, принципов,…), которая может быть общей с другими родственными государствами (пример – национальные гос-ва Европы). Возможно, есть основания вести историю государства российского от Рюрика, как это делал Карамзин, но я в основном ограничусь имперским периодом с 17-18 вв., т.е. после Смутного времени, в главным образом после Петра. Для понимания сегодняшнего дня полагаю этого достаточным.

 Базовая модель: "приказная" система правления

Для описания этого периода я использую изображенную на схеме 1 модель "приказной" системы правления, характерной для неевропейских больших государств. Здесь институты строятся на "приказном", а не "договорном", как в Европе, исходном принципе. К таким системам, наряду с Россией, относятся Китай, Иран, и многие другие. "Приказные" системы выстраивают иерархию отношений на основе приказов ("вертикали власти"), здесь у нижестоящих нет прав и нет договора[1].

Схема 1. "Приказная" базовая идеальная модель организации государственной власти

Здесь одинарная стрелка означает "приказ", приказы идут по иерархизированной вертикали строго "сверху" "вниз"; двойная пунктирная стрелка означает другой тип отношения – отношение "поддержки" со стороны "народных масс"; линии без стрелок означают связь между людьми и "идеями". Кроме того к "базовой" подсистеме относятся "государственная идеология" и "народная культура", а к "сопутствующей" подсистеме – связанная с образованием "высокая культура".

Для "приказной" системы характерно наличие двух подсистем: 1) "базовой", состоящей из "народной массы" и "правителя", и 2) "сопутствующей", состоящей из "правителя" и находящихся на службе у правителя (прямо или косвенно) "служащих", среди которых, наверное, следует различать составляющее скелет государственной машины чиновничество, приближенных к "правителю" "придворных", "офицеров-начальников" (в армии и производственной сфере) и прочие слои "служащих", сюда же входят и творцы "высокой культуры", которая культивируется в этой подсистеме. "Высокая культура" связана с образованием, она производится в образованной части общества и для нее.

Особенностью предлагаемой модели является утверждение, что подобная система формируется не "сверху" – со стороны "правителя", а "снизу" – со стороны "народных масс", которые, в отличие от "народа-нации", передают (делегируют) "правителю" право (и ответственность!) за принятие внешних макрорешений и разрешений возникающих внутри споров [2], чем и создается это место, поэтому именно она служит опорой данной структуры. И пока она доминирует, структура будет воспроизводиться.

Атрибутивным качеством "народной массы" является патернализм[3], именно он, а не правовые ценности здесь доминирует. В основе "базовой" подсистемы по сути лежит принцип отношений патриархальной семьи: отец – домочадцы (близкий отношению "пастух – стадо"). Здесь нет никакого договора, у домочадцев нет прав. Вся власть, в том числе и над жизнью, сосредоточена у отца. Последний должен заботиться о благосостоянии семьи (но не отдельного ее члена). Индивидуальная жизнь, не говоря о свободе и правах индивида, здесь имеет малую цену.

В спокойный период указанные две подсистемы живут относительно самостоятельной жизнью.

Один из важнейших процессов в "базовой подсистеме", носящий циклический характер, определяется время от времени происходящими "успешными бунтами" "народных масс", ибо у масс нет других эффективных форм воздействия на "правителя", кроме бунта (форма прошений и жалоб оказывается недостаточно эффективной). Поэтому, когда в массах накапливается недовольство, оно время от времени выливается в "бунт", который иногда бывает успешным, т.е. приводящим к смене правящего слоя. При этом ненависть масс направлена, в первую очередь, на "начальство" из "служащих", но может распространиться и на личность "правителя". В случае победы бунт сметает вторую подсистему, но затем воссоздается та же структура (но с другими людьми и, возможно, другой высокой культурой). Именно восстановление старой структуры отличает бунт ("бессмысленный и беспощадный") от революции, которая подразумевает изменение структуры. То, что в результате бунта и в Китае, и в России (очень интересна в этом отношении "История Пугачевского бунта" А.С. Пушкина), и в других подобных системах эта структура воссоздается, является веским аргументом в пользу нашей гипотезы, утверждающей, что основой данной системы является "народная масса". Именно она создает место "правителя" (кто его займет – дело случая и внутриполитической борьбы), а не наоборот.

Россия. "Длинные циклы" в "базовой" подсистеме

Россия, со времен Московской Руси, как и Китай, принадлежит к "приказному" типу по организации власти [4] (при этом несущественно, откуда была заимствована система государственного управления Московского царства: из Орды, или Византии, поскольку обе принадлежали "приказному" типу). "В русских городах не возник бюргерский городской патрициат. Этим обстоятельством и княжеским характером города на Руси обусловлено то, что здесь не сложились ни специфическое "городское" право, ни собственно городские вольности. Вольности Новгорода и Пскова были правами не городов, а земель и боярства. По этим же причинам русские города фактически не знали и гильдейско-цеховой организации… Русь не знала боярских замков; частоколы боярских усадеб защищали от воровства и разбоя, а не от неприятеля. Бояре обороняли не свои села, а все княжество в целом, съезжаясь в княжеский град" [Юрганов 1998, с. 236].

Поэтому в истории России, как и положено для "приказной" системы, время от времени случаются "победившие бунты", промежуток между которыми образует "длинные циклы" российской истории (Н.С. Розов)[5], являющиеся продуктом "базовой" подсистемы.

"Победные бунты" "народных масс", как было сказано выше, сметают правителя и "образованный слой" (особенно "элиту") вместе с "высокой культурой", что часто сопровождается "распадом государства", после чего эти же места (т.е. структура не меняется)[6] заполняются новым человеческим материалом, с новыми качествами, что может фиксироваться как "революция служилого класса" (Р. Хелли) [Розов 2011, с.142]. На этом новом материале часто (из трех случаев, известных за триста лет существования этой системы (Петр I, Сталин, Ельцин) в двух) происходит "успешная мобилизация" (Н.С. Розов) для осуществления определенных прорывов, правда весьма высокой ценой (и при Петре I, и при Сталине людские потери были громадными, в 1990-е людей тоже не очень жалели).

В качестве идеологии здесь первоначально выступало православие, которое в 19 в. в "сопутствующей" подсистеме модифицировалось в идеологию народничества на базе трехчленки "православие – самодержавие – народность", отвечавшей "базовой" подсистеме. Различные варианты "народничества" отвечают разным акцентам в знаменитой триаде "православие, самодержавие, народность", соответствуюшей держаной идеологии (главным образом для "сопутствующей" подсистемы): консерваторы, к которым относился министр образования граф Уваров, которому приписывается авторство этой триады (на самом деле она, по-видимому, является наследницей "державной" военной формулы петровских времен "За Бога, Царя и Отечество") на первое место ставят "самодержавие", противостоящие консерваторам революционеры, к которым относятся большевики, меньшевики и эсеры, на первое место ставят "народность" ("простой народ", заменяя православие социалистической идеологией), славянофилы – "православие". "Было народничество консервативное и революционное, материалистическое и религиозное, – писал Н. Бердяев. – Народниками были славянофилы и Герцен, Достоевский и революционеры 70-х годов. И всегда в основании лежала вера в народ как хранителя правды... Основной русской темой будет не творчество совершенной культуры, а творчество лучшей жизни". Поэтому в рамках народничества развивался не столько идеал личности, сколько идеал "народа"[7] в виде "идеализации или допетровской России, или Запада, или грядущей революции" [Бердяев 1990, с. 131]. Для всех этих течений характерно представление, что "народ" – это "они" (а не мы, как во Франции) и все эти варианты народничества, включая, как показал опыт, и революционное, не противоречили "приказному" типу российского государства, содержащемуся в первом члене триады.

Россия. "Короткие циклы" в "сопутствующей" подсистеме

Специфика России среди государств, принадлежащих этому типу, связана с тем, что она раньше других, столкнувшись с быстро развивающейся Европой Нового времени, вступила на путь вынужденной военно-технической модернизации "сверху". Необходимая для этого система высшего образования и связанная с ней "высокая культура" для "сопутствующей" подсистемы были вместе с технологиями импортированы из Западной Европы. В результате в России с легкой руки Петра I и Екатерины II в качестве "высокой культуры" стал развиваться вариант европейской "антиприказной" в своей основе культуры[8]. Это привело к противоречию между государственными "приказными" институтами и "высокой культурой", к "кентавровости" России (которого нет в Китае, где конфуцианская "высокая культура" хорошо согласуется с "приказными" институтами). Этот конфликт ведет к формированию "коротких" циклов российской истории, происходящих между катаклизмами "победивших бунтов".

"Короткие циклы", как нам представляется, обусловлены процессами внутри "сопутствующей" подсистемы и взаимодействием с Западом. Они состоят из следующих четырех тактов: "поражение от Запада"[9] à либеральные "реформы сверху" под лозунгом "Россия – это Европа", сопровождающиеся вынужденной (для "правителя") либерализацией ("либерализацией сверху") à некоторый успех в "догонянии" и соответствующая победа, сопровождающаяся озабоченностью "правителя" возросшей в ходе "либерализации сверху" свободой à антилиберальные контрреформы под лозунгом "Россия – это не Европа" ("авторитарный откат" (Н.С. Розов)) со стороны "правителя"[10] при поддержке "народных масс" и консервативной части "служащих" à подгнивание и отставание ("стагнация") и очередное "поражение от Запада"[11]. Эта последовательность повторяется достаточно жестко[12]. Напомню, что эти циклы идут внутри периодов между "победившими бунтами".

Так порожденная екатерино-александровской фазой "либерализации сверху" плеяда блестящих офицеров с особым отношением к чести, прославивших себя и Россию в Отечественной войне 1812 г., была воспитана на европейской литературе. "Вообще, трудно назвать время, когда книга играла бы такую роль, как в конце XVIII – начале XIX века, – пишет известный советский культуролог Ю.М. Лотман. – Ворвавшись в жизнь ребенка в 1780-х годах, книга стала к началу следующего столетия обязательным спутником детства… прежде всего романы: ведь дети читали то, что читали женщины. Женская библиотека, женский книжный шкаф формировали круг чтения и вкус ребенка, в который входили рыцарские романы, "Дон-Кихот", "Робинзон Крузо", "Плутарх для детей". "Пережив "первую волну" литературных впечатлений, почувствовав себя средневековым рыцарем, который борется со злодеями,… ребенок окунается в мир исторической героики. Самым обаятельным в глазах детей и подростков становится образ римского республиканца… У Никиты Муравьева и его сверстников было особое детство – детство, которое создает людей, уже заранее подготовленных не для карьеры, не для службы, а для подвигов. Людей, которые знают, что самое худшее в жизни – это потерять честь. Совершить недостойный поступок – хуже смерти… Люди живут для того, чтобы их имена записали в историю, а не для того, чтобы выпросить у царя лишнюю сотню душ" [Лотман 1994, с. 62–64]. Очень важное место в формировании этого нового поколения благородных дворян играли женщины (в лице воспитывавших их матерей и требующих отвечать высоким идеалам подруг), которые были воспитаны на той же литературе еще раньше, "тип русской образованной женщины, особенно в столицах, стал складываться уже в 30-х годах XVIII века" [Лотман 1994, с. 88]. Литературой была проникнута вся жизнь героев 1812 г. "Просматривая фронтовые дневники и письма молодых офицеров этих дней (написанных зачастую по-французски), мы встречаем здесь напряженные размышления о России, о народе, а рядом с ними – мысли о литературе, рисунки и т.д. Мы с удивлением замечаем, что молодые офицеры в краткие часы ночного отдыха находят время спорить об искусстве, о человеческих нравах и привычках" [Лотман 1994, с. 320].

Вполне закономерным результатом роста этого вскормленного европейской литературой героического и свободолюбивого "римского" духа стали рождение великой русской литературы и восстание декабристов, за разгромом которого последовали реакционные реформы Николая I, загнивание системы и поражение в Крымской войне (конец цикла). Следствием этого поражения стали многообещающие реформы Александра II. Но параллельно с ними росли революционные настроения в студенчестве, породившие первых террористов, жертвой которых и стал "царь-реформатор". Далее следуют контрреформы Александра III и поражение в русско-японской войне 1905 г. (конец следующего цикла). Затем следует начало еще одного цикла в виде непоследовательных реформ Николая II.

Эти циклы хорошо прослеживаются в колебаниях уставов университетов, которые (наряду с другими вузами) были реальными рассадниками свободной оппозиционной мысли в XIX – начале XX вв. "Именно среди этих лиц, – говорит В.И. Вернадский об ученых и преподавателях, но это же относится и к студентам, – … духовно свободных, должны были находить место освободительные стремления русского общества" [Вернадский 1998, с. 70–72]. "В 1804 г. по традиции 18 в. государство выступает как носитель идей просвещения, – пишет историк науки А.М. Корзухина, – но развитие университетов привело к росту оппозиции, и во времена Николая I к университетам относятся как к источнику опасности для трона и по возможности ограничивают их права и самостоятельность. В эпоху Александра II отсталость страны была настолько очевидной, что стала казаться большим злом, чем… университетские свободы" [Корзухина 2006, с. 164]. "Устав 1804 г. в целом был довольно либеральным… В конце 1840-х, на фоне революций в Европе, университеты стали рассматриваться как главный источник вольнодумства в стране". Поэтому в 1847 г. Устав 1804 г. отменяется и вводятся дополнительные ограничения, которые "были отменены в первые же годы правления Александра II, и… в 1863 г., был принят новый университетский устав. Устав в основном восстановил правила 1804 г. … Либеральные установления опять оказались временными… Устав 1884 г. снова отменил выборность профессорского состава и администрации университета, заменив ее на право выдвижения кандидатов для выбора и назначения министром… Опять, как и в 1835 г., была введена должность инспектора для надзора за студентами, а окончание гимназии и знание древних языков стало обязательным условием для поступления (это условие ограничивало приток в университеты молодежи из небогатых семей – А.Л.). Эти ограничения вновь были отменены Высочайшим указом 1905 г." [Корзухина 2006, с. 164–166]. На этом период между "победившими бунтами" кончается.

Литература

Андерсон Б. (2001) Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.

Ахиезер А., Клямкин И., Яковенко И. (2005) История России: конец или начало? М

Бердяев  Н.А. (1990) Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала ХХ века.// О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. - М.: Наука.

Бродель Ф. (2008) Грамматика цивилизаций М.: Весь Мир.

Вернадский В.И. (1998) Труды по истории науки в России. М.

Гринфельд Л., Национализм. Пять путей к современности. М., 2008.

Громыко А.А. интересы России, США и "европейская мечта" // Прогнозы и стратегии. 2007 (1)

Данн О. Нации и национализм в Германии 1770-1990. С-Пб.: Наука, 2003.

Дубин Б.В. (2011) Россия нулевых: политическая культура, историческая память, повседневная жизнь. М.

Капеллер А. (1997) Россия – многонациональная империя. М.

Корзухина А.М. (2006) От просвещения к науке: Физика в Московском и Санкт-Петербургском университетах во второй половине XIX в. – начале ХX в. Дубна: Феникс+.

Кун Т. (2004) Структура научных революций. М.: АСТ.

Липкин А.И. (1) (2007) Прав ли Р.Пайпс? // Альманах "Вызовы XXI века". Вып. 3. М.: Институт Европы и Институт экономики РАН.

Липкин А.И. (2) (2007) Российская самодержавная система правления // ПОЛИС (Политические Исследования). № 3 (http://politstudies.ru/fulltext/2007/3/4.htm).

Липкин А.И. (1) (2008) О месте шестидесятников и "оттепели" в истории России // Социокультурный феномен шестидесятых. М.

Липкин А.И. (2) (2008) Россия и Европа. Проблемы цивилизационной и национальной идентичности. // Россия и Европа: вопросы идентичности. М.: Институт Европы РАН.

Липкин А.И. (3) (2008) К вопросу о понятии "национальной общности" и его применимости к России // ПОЛИС (Политические Исследования) 2008 (6) с. 113-129.

Липкин А.И. (2011) К эволюции мультикультурных обществ. Межцивилизационные аспекты в условиях глобализации // От рисков нестабильности к устойчивому развитию. Часть II. Дилеммы мультикультурализма и национализма. М.

Липкин А.И. (1) (2012)О "колее" российской истории и возможности "перевала". Анализируя концепцию Н.С. Розова // ПОЛИС (Политические Исследования) http://www.intelros.ru/subject/ross_rasput/13107-o-kolee-rossiyskoy-istorii-i-vozmozhnosti-perevala-analiziruya-koncepciyu-ns-rozova.html

Липкин А.И. (2) (2012) О двух подсистемах российского общества и двойной структуре российской истории. // Пути России. Историзация социального опыта. М.: Издательство НЛО, (в печати)

Липкин А.И. (3) (2012) "Духовное" и "политическое" "ядра" "локальной цивилизации" и их столкновение в истории России.  Препринт WP17/2012/01 Серия WP17

Научные доклады Лаборатории сравнительного анализа развития постсоциалистических обществ М.: ВШЭ.

Лотман Ю.М. (1994) Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начала XIX века). СПб.

Пайпс Р. (1993) Россия при старом режиме М.

Розов Н.С. (2011) Колея и перевал: макросоцилогические основания стратегий России в XXI веке. М.: РОССПЭН.

Тишков В.А. (2003) Реквием по этносу (Исследования по социально-культурной антропологии. М.

Тишков В.А. (2010) Российский народ. М.

Хабермас Ю. (2002) Европейское национальное государство: его достижения и пределы. О прошлом и будущем суверенитета и гражданства // Нации и национализм М., с. 364-380.

Хакен Г. (2003) Тайны природы. Синергетика - наука о взаимодействии. М., Ижевск,.

Шиманская Э.С. 2007. К новой модели? О концепции Дж. Рифкина // Прогнозы и стратегии. (1)

Уортман Р. 2005. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. Т. 1, 2. М.

Цивилизации в глобализующемся мире: предварительные итоги междисциплинарного проекта: по материалам Научной конферен­ции (2009) / отв. ред. В.Г. Хорос. М., 2009.

Юрганов А.Л. (1998) Категории русской средневековой культуры. М.: МИРОС.

Genet J.-Ph. (2003) La genese de l’Etat modern. Culture et societe politique en Angleterre. Paris.

Rifkin J. (2004). The European Dream: How Europe’s Vision of the Future Is Quietly Eclipsing the American Dream. N.Y.


[1]Характерный для Европы "договорный" принцип предполагает взаимные обязательства и права, т.е. он "двусторонний" ("А" ↔ "В"). Образцом и, возможно, родоначальником этого типа отношений являются европейские отношения между сеньором и вассалом, предполагавшие возможность обращения к третейскому судье в случае возникновения спора. Этот принцип культивировался в Европе, откуда он был экспортирован в некоторые другие части света, вошедшие в понятие "Запад". В остальной части мира главенствовал более простой и древний "приказной" принцип.

[2] Здесь уместно вспомнить русскую народную сказку про двух жадных медвежат, делящих головку сыра при посредстве лисы, которая при этом съедает основную часть сыра, и выраженное Н.Некрасовым отношение "вот приедет барин, барин нас рассудит".

[3] В России эти патерналистские настроения "народной массы" фиксируется в "пресловутом неизбывном доверии россиян к царю-батюшке" [Розов 2011, с.180] в спокойный период, они первичны и не являются следствием "вертикального договора" [Розов 2011, с.180], которого нет, ибо "приказная" система договоров не производит.

[4] "Хроническое российское беззаконие, особенно в отношениях между стоящими у власти и их подчиненными, проистекает в немалой степени из отсутствия какой-либо договорной традиции вроде той, что была заложена в Западной Европе вассалитетом… Отсутствие в России феодальных институтов западноевропейского типа в значительной мере обусловило отклонение политического развития этой страны от столбовой дороги, которой шла Западная Европа" [Пайпс 1993].

[5] Поскольку в [Розов 2011] тоже рассматриваются циклы русской истории, то я буду использовать некоторые его термины, если их можно прямо соотнести с моими.

[6] Отметим, что черты, характеризующие Смуту XVII в., которую В. Соловей выделяет как образец "русских революций", характерны для бунта вообще (хоть в России, хоть в Китае, хоть где).

[7] Б'ольшая часть образованного слоя XIX-XX вв. исповедовало различные варианты идеологии "народничества", утверждавшей, "народ – это они" – крестьяне, пролетариат, которым должна служить интеллигенция (как реальная народная масса относилась к этим народникам продемонстрировало неудавшееся "хождение в народ" в 1870-х).

[8] Точнее импорт западной культуры начался раньше, еще при Алексее Михайловиче в XVII в., но тогда он шел с окраин Запада – из Литвы и Польши. С Петра I открывается новая страница этого процесса, когда заимствования берутся из центральных областей Запада и более интенсивно.

[9] "Первым шагом, как правило, является осознание технологической отсталости" (Пастухов) [Розов 2011, с. 151].

[10] "Борьба с освободительными стремлениями общества, — по мнению В.И. Вернадского, — характеризует всю деятельность правительства после Петра. Эта борьба была Молохом, которому приносилось в жертву все…" [Вернадский 1998, с. 70].

[11] В этой логике "догоняния" Запада естественно, что "когда Европа (Запад) быстро и успешно модернизируется, испытывает подъем и расцвет (1850-е, 1900-е, 1950-1960-е, 1980-1990-е гг.), в России … проводятся попытки либеральных реформ", ибо "верховная власть и бюрократия тяжело переживают отставание, особенно в военно-технологической и экономической сферах", а "когда Запад погружен в политические и военные кризисы и/или испытывает серьезный экономический спад (1830-1840-е гг., 1870-1880-е гг., 1914-1920 гг., 1929-1949 гг., 1968-1985 гг.), российское государство укрепляется в своем авторитаризме" [Розов 2011, с. 297], ибо можно передохнуть от необходимости догонять.

[12] Обратное утверждение Н. Розова [Розов 2011, с. 152] связано с неразличением двух подсистем и неучетом вложенности (а не наложении) двух типов циклов (подробнее см. мою рецензию в ПОЛИС 2012 (1)).