Номотетический аспект методологии управления

• 

Подробности

Автор: Реут Д.В.

Просмотров: 2946

Аннотация

При своем последовательном развитии метод "упирается" в границы класса объектов, к которым он применим и/или в границы класса субъектов, которые его применяют. Поэтому помимо идиографического метода в науке существует номотетический, и иногда он выступает на первый план в исследовательской и управленческой деятельности. Практика показывает, что в крупных хозяйственно-экономических системах происходят социальные процессы, оказывающие значимое влияние на их состояние. Далее, демографические процессы не находятся в прямой связи с экономическими и социальными параметрами, экологические процессы не поддаются управлению с помощью экономических рычагов (рынок квот на выбросы парниковых газов) и т.д. В развитие этих наблюдений предложена классификация управляемых систем по фактору масштаба.

Ключевые слова: номотетика, управление, управляемая система, крупномасштабная система, хозяйственно-экономическая система, социально-экономическая система, классификация, мировое развитие

Преамбула

"Сужение масштаба наблюдения приводит иногда к потере тонких качеств"

С.Л. Рубинштейн[2].

В науке и практике регулярно возникают ситуации, когда единица исследования (оперирования) или сам исследователь (оператор) благодаря собственному изменению либо осуществляемому активным началом выбору "упирается" в границу некоторого класса, понимаемого как совокупность элементов, удовлетворяющих некоторым существенным для теории/практики условиям либо обладающих некоторыми существенными для теории/практики свойствами (признаками). В связи с этим в науке возникли и развиваются два направления исследований и, соответственно, два метода.

Один из них направлен на работу с индивидуальными особенностями единиц исследования внутри границ класса, он называется идиографическим[3]. Другой (мы не сказали "второй"!) направлен на обобщение и установление законов, в т.ч. границ классов, на которые подразделяются единицы исследования. Его называют номотетическим[4]. На первый план в исследовательской и практической (в т.ч. – управленческой) деятельности эти методы выступают попеременно.

1. Ситуация, представляющаяся критической

Начнем с полемического утверждения, имеющего, впрочем, веские статистические основания. Тридцать лет назад наступил новый этап европейского, а вместе с ним и мирового развития. Он наступил незаметно не только для массового сознания, но и для научного сообщества. Данное замечание не является упреком в чей-либо адрес; просто, как сказал по другому поводу Дж. Сорос, "…для революционных периодов характерно, что события обгоняют способность участников их осознавать"[5]. Заявленное событие зафиксировано в неброских столбиках демографических таблиц. Оно состоит в том, что коэффициент рождаемости в развитых странах европейской культуры, а также в России опустился и устойчиво держится ниже уровня, обеспечивающего простое воспроизводство коренного населения. В "группу риска" входят также США. Указанное пограничное состояние социума выражается значением коэффициента рождаемости 2,16 – 2,2 ребенка на каждую женщину. Наличие "вилки" вызвано различием в методиках учета вероятности возможных заболеваний, ранней смертности и т.д.) В странах традиционных культур этот показатель, наоборот, существенно превышает вышеприведенное пороговое значение.

Указанные процессы происходят столь медленно, что, в противоположность сентенции Дж. Сороса, отстают от способности социума их осознавать.

ТАБЛИЦА 1

 

Примечание: С 1931 по 1950 – данные по Англии и Уэльсу, с 1950 – по Соединенному Королевству; данные по Германии – до 1946 г. в границах той эпохи, далее – в современных границах; по Советскому Союзу – до 1950 г. в границах того времени, после 1950 г. – в современных границах Российской Федерации"[6].

Курсивом мы выделили в таблице значения коэффициента рождаемости, не обеспечивающие простого воспроизводства численности коренного населения. Нетрудно видеть, что с 1980 годов прокреационное[7] отступление развитых стран Европы стало всеобщим. Сегодня демографический тренд устойчиво держится ниже критической отметки. Средства массовой информации публикуют следующую свежую подборку значений коэффициента рождаемости: Белоруссия – 1,21; Украина, Япония – 1,24; Италия – 1,28; Россия – 1,5; Великобритания – 1,66; Франция – 1,99; США – 2,09[8]. С текущим состоянием демографических показателей читатель может в любой момент ознакомиться самостоятельно по данным сайта "Европейская база данных ЗДВ (HFA-DB): Европейское региональное бюро Всемирной организации здравоохранения"[9].

Социокультурный анализ структуры механизма воспроизводства населения[10] показывает, что нет причин надеяться на естественные факторы, которые "сами собой" выведут Европу из демографического кризиса. К Европе по фактическому домоустроению и массовой социокультурной установке на малодетную семью примыкает славянско-православный культурный кластер, включающий Россию. Приведенные статистические данные позволяют сделать вывод, что "хозяином" проблемы депопуляции является не Россия или другая отдельно взятая страна. Корректная постановка проблемы и поиск путей выходя из демографического кризиса требует отнесения ее к крупномасштабной системе сообщества стран европейской культуры в целом.

Парадокс состоит в том, что демографическое отступление возглавляют страны, передовые в хозяйственно-экономическом отношении. А слабые, развивающиеся страны традиционных культур ведут мощное демографическое наступление, не связанное с какими либо организованными действиями. У них просто нет рычагов затормозить рождаемость.

Сложившийся тренд чреват косовским сценарием развития ситуации на нескольких континентах и неотвратимым (при общеевропейском бездействии) превращением некогда блестящих столиц мира в провинциальные закоулки "Азиопы".

Произошла смена параметров порядка[11] мирового развития. Вместо финансовых и промышленно-продуктовых характеристик доминирования ими стали прокреация (воспроизводство населения) и миграция. Деньги перестали быть всеобщим эквивалентом: на них не удается купить прокреационную состоятельность или экологическое благополучие несмотря на форсаж печатных станков.

Необходима смена стратегической парадигмы управления европейским – в широком смысле – развитием (в том числе, российским). Ссылки на нехватку ресурсов – неосновательны. Ведь страны традиционных культур с их жалкой по современным меркам экономикой – более чем благополучны в прокреационном отношении.

Поскольку существующая экономическая, экологическая, демографическая ситуация сложилась благодаря конкретной последовательности управляющих действий и структурных преобразований в европейском социуме, нет оснований (кроме статистических) утверждать, что не существует такой последовательности шагов, и в том числе обязательно – шагов управленческих, которая способна выправить положение. Хотя, как сказал Мудрец, сделать из яиц яичницу может каждый, обратное – несколько сложнее.

Каким инструментом целесообразно воспользоваться для придания развитию страны и всему мировому развитию качества устойчивости?

2. К построению модели управляемой крупномасштабной системы

"Классификация суть центральный сюжет и задача любой науки"

А.Я. Рубинштейн[12].

Мы предлагаем воспользоваться номотетическим научным подходом и строить стратегии выхода европейского мира из прокреационно-демографического кризиса (а в дальнейшем – из экологических, социальных и хозяйственно-экономических кризисов) на основании модели управляемой системы, структурированной по фактору масштаба. В каждом слое модели (т.е. в каждом классе управляемых подсистем) существуют свои, качественно различные параметры порядка, связанные нетривиальным образом с контролирующими параметрами[13] и параметрами порядка остальных слоев модели. Этим данный подход отличается от подхода, принятого сегодня при функциональном двухуровневом моделировании больших электроэнергетических систем, где все вычисления ведутся в едином языке электротехнических параметров, и нижний уровень связан с верхним конечным числом точек возможного принятия децентрализованных управленческих решений[14].

В современной Control Science[15] управляемость связывается с наблюдаемостью. Ведь адекватное управление может осуществляться лишь при достаточно полной исходной информации, в первую очередь – информации о структуре управляемой системы.

"В создании научного направления – системологии – важная роль принадлежит Дж Клиру, который признает и выделяет не все классы систем, а такие классы, которые базируются на определенных типах как элементов так и отношений между ними. Эта позиция Дж. Клира усилена в <монографии>[16], где утверждается, что исследование объектов должно основываться не на общем определении системы, а на выделении ограниченных совокупностей (классов, типов) систем"[17].

Однако анализ современных публикаций выявляет в их основной массе имплицитное допущение, что все управляемые системы подчиняются одним и тем же законам, т.е. принадлежат единственному классу. Тогда вопрос о границах применимости конструируемых моделей отпадает сам собой. По факту сегодня подробно разработаны только классы математических моделей физических и хозяйственно-экономических процессов, и ситуация обоснования управленческих решений напоминает поиски иголки под фонарем.

Практика же свидетельствует, что, в зависимости от масштаба системы, те или иные допущения относительно ее свойств, используемые при построении модели, либо релевантны (уместны), либо приводят к недопустимым погрешностям. Соответственно, прогнозы, выстраиваемые на основе этих моделей, реже оправдываются, чаще противоречат ходу событий. Поэтому модели следует строить, группировать и использовать для управленческих рекомендаций с учетом масштаба систем и соотношения последних с сеткой выстраиваемой классификации.

Итак, эмпирика показывает, что управление субъектами хозяйственной деятельности имеет особенности, зависящие от их масштаба. Поэтому в теории и практике управления сегодня активно идет процесс обособления категории крупномасштабных систем.

"Крупномасштабные системы – это класс сложных (больших) систем, характеризующихся комплексным (межотраслевым, межрегиональным) взаимодействием элементов, распределенных на значительной территории, требующих для развития существенных затрат ресурсов и времени". К ним относятся в первую очередь "…топливно-энергетический комплекс и отдельные его отрасли, транспортные, аграрно-промышленные, территориально-промышленные, региональные и отраслевые системы, холдинги, концерны, финансово-промышленные группы…"[18].

Принципы и методы управления ими имеют особенности в сравнении с принципами и методами управления рядовым предприятием, что и явилось причиной возникновения соответствующей дисциплины. Попытки простой экстраполяции приемов бизнес-менеджмента на системы регионального и государственного масштаба оказываются некорректными. Активность существующих систем осознанно или неосознанно выходит за рамки хозяйства и экономики. Начиная с некоторого размера системы этим невозможно пренебрегать. Уже средние предприятия вынуждены уделять внимание социальным аспектам своего функционирования. На примере отечественной истории мы видим, что, в зависимости от текущей экономической и политической конъюнктуры, субъекты хозяйственно-экономической деятельности то создают объекты социального назначения в собственной структуре, то передают их в муниципальную собственность[19].

Более крупные образования – мегаполисы, регионы, страны и группы стран, религиозные конфессии и т.д. – имеют иной статус. Они относятся к категории субъектов истории. Хозяйственно-экономическая деятельность ими ведется, и можно согласиться, что она является значимой. Социальные действия также важны, они складываются в исторические события. Но все же базовой для социума является прокреационная деятельность или воспроизводство жизни, воспроизводство коренного населения, которое, собственно, и ведет хозяйство, отражаемое в экономических показателях, а также осуществляет социальные действия. Как уже отмечалось, хозяйственно-экономический потенциал не конвертируется напрямую в демографическую успешность.

Поэтому субъекты масштаба региона, страны приходят к необходимости учитывать в своей деятельности прокреационные и миграционные процессы[20].

3. Предложения по классификации крупномасштабных систем

Необходимость учета масштабного фактора в выстраивании моделей рассматриваемых систем можно иллюстрировать картографической аналогией. Область земной поверхности небольшого размера с достаточной для практики точностью представима в виде плоской карты. При увеличении отображаемой площади методическая погрешность возрастает. Поэтому при вычерчивании карт крупного масштаба приходится подбирать метод картографического проецирования, минимизирующий ту или иную составляющую погрешности – в зависимости от их прагматического назначения. Очевидно, при моделировании хозяйственно-экономических и социальных систем различного масштаба и разработке регламента управления ими требуется учет различного набора факторов, различных институтов и, соответственно, различный инструментарий.

Классификацию крупномасштабных систем предлагается вести по составу процессов, существенных при их моделировании и управлении ими. На основании проведенного анализа эмпирического материала мы предлагаем различать четыре класса систем, соответствующие следующим пространствам: 1) хозяйственно-экономической деятельности, 2) социальной деятельности, 3) пространству истории, 4) планетарному пространству. Критерием отнесения системы деятельности и осуществляющего ее субъекта к тому или другому классу служат последовательные ответы на ряд вопросов: входит ли в цели рассматриваемого субъекта достижение и/или поддержание: 1) хозяйственно-экономической состоятельности, 2) также и социальной состоятельности, 3) также и состоятельности прокреационной, 4) также и состоятельности экологической?

Разработка управленческого инструментария осуществляется на основе выстраиваемой модели управляемой системы соответствующего класса – сначала дескриптивной, затем, возможно, математической.

Соответственно средства описания (переменные), цели и инструментарий управления систем нижнего класса лежат в экономической действительности, среднего – в социальной, верхнего – в прокреационной, высшего – в экологической. Для каждого из них имеются собственные параметры порядка, а переменные других классов являются вспомогательными (контролирующими). Социум в целом есть совокупность некоторого количества подсистем всех четырех классов, "нарисованных друг на друге" и тесно взаимосвязанных. В зависимости от протекающих процессов один или несколько слоев могут приобретать решающую роль в развитии общемировых процессов. Можно сказать, что предельным случаем крупномасштабной системы является ноосфера Тейяра де Шардена - Вернадского.

Изложенное напоминает о необходимости учета парадокса иерархичности, который "… заключается в том, что решение задачи описания любой системы возможно только лишь при условии наличия описания этой системы как элемента более широкой системы (надсистемы). В свою очередь, описание системы как элемента более широкой системы возможно только при условии наличия описания данной системы как системы. Парадокс иерархичности, по сути дела, представляет собой взаимную обусловленность решения двух задач: 1) описания системы как таковой и 2) описания этой системы как элемента более широкой системы"[21].

Сущность современного рыночного мироустройства состоит в том, что коренным субъектом развития ("двигателем прогресса") оказывается предприниматель (в своей коллективной ипостаси – фирма, корпорация), он посредством экономических рычагов трансформирует доступные ему области мира в глобальный рынок.

Лица, принимающие сегодня решения на всех четырех уровнях предложенной классификации, имеют в своем арсенале лишь хозяйственно-экономические модели, адекватные подсистемам наименьшего масштаба из четырех предложенных выше. В дефиците оказывается управленческий инструментарий трех более крупных градаций масштабной линейки.

Инструментарий исследования управляемых систем "высшего" (4) класса необходим для разработки планетарной экологической стратегии.

Инструментарий исследования управляемых подсистем "верхнего" (3) класса необходим для разработки долговременной стратегии страны или группы стран, для нахождения баланса внутренних прокреационно-демографических доноров и реципиентов, для разработки стратегии мирового развития и нахождения в мире достойного места для страны. При работе в прокреационном слое "демографические интересы – всегда выше политических и экономических"[22].

Инструментарий исследования управляемых подсистем "среднего" (2) класса необходим для разработки стратегии концерна, корпорации, крупного предприятия на долговременную перспективу, для учета социальных аспектов существования этих коллективных субъектов.

Важна возможность соотнесения инструментария перечисленных классов с "нижним" (1) классом управляемых подсистем, богатым уже наработанным математическим инструментарием исследования хозяйственно-экономических процессов.

В качестве средства навигации в состоящем из указанных классов систем мире управления можно предложить принцип субъектно-парциального дуализма[23].

Практика управления предъявленной иерархической совокупностью систем в узко-экономической парадигме (посредством экономических "шокеров"), т.е. таким образом, как будто она целиком принадлежит экономической действительности, возбуждает данную четырехуровневую колебательную систему, что проявляется на экономическом уровне в виде циклов Жюгляра, Китчина, Кондратьева, Кузнеца, на социальном уровне в виде флуктуаций социальной напряженности, волнений, революций и реставраций, на прокреационном уровне – в виде депопуляции стран европейской культуры, на планетарном уровне – в виде необратимого загрязнения среды, потепления климата, подъема уровня мирового океана.

4. Пример неоправданной "склейки" классов управляемых систем

В работе[24], по мнению ее автора, представлен "базовый терминологический аппарат, необходимый/достаточный для проведения анализа особенностей управления социальными и организационными системами различных стран на современном этапе". Начав с обсуждения категории целостности социальной системы, автор справедливо отмечает ее связь с самоподдержанием, самосохранением. Действительно, целостность систем "верхнего" класса (3) включает обеспечение расширенного или хотя бы простого воспроизводства населения. Системы "среднего" (2) и "нижнего" (1) класса избавлены от непосредственной заботы о прокреации (воспроизводстве населения), если не считать налоговой нагрузки и бессистемных благотворительных акций. Однако, из опыта всех без исключения стран европейской (в широком смысле) культуры известно, что, пройдя через каналы бюрократической системы государственного управления, собранные налоги не обеспечивают даже простого воспроизводства титульных наций Европы, т.е. искомой целостности стран европейской культуры. Да при распределении собранных в виде налогов средств такая цель и не ставится. Она просто не принимается в расчет социальным государством. Сами же налогоплательщики, объединенные в системы "нижнего" (1) и "среднего" (2) классов, вполне способны воспроизводить свои социальные и хозяйственно-экономические организованности расширенно, наращивать прибыль, финансовый, социальный, человеческий (в узком смысле) капитал даже в условиях демографического и финансового кризисов. Проблемы прокреации в их действительностях просто не существует. Поэтому последствия прокреационного кризиса явятся для них полной неожиданностью.

Системам "верхнего" (3) класса для обеспечения собственной целостности необходим некоторый дополнительный нетривиальный управленческий инструментарий (которым пока не обладает ни одна европейская наука). Автор же вышеупомянутого доклада безосновательно полагает, что "…понятия "социальной" (включая страны, государственно-политические системы) и "организационной" (включая небольшие объединения людей, производственные, коммерческие и т.п. структуры) системы можно рассматривать как синонимичные. … Поэтому эффективными на уровне государства обычно бывают те методы управления, которые свойственны отдельным коллективам … Конгруэнтность форм управления на "низшем" и "высшем" уровне обеспечивает более успешное (эффективное) развитие социальных систем, их дальнейшее усложнение и увеличение их потенциала".

Приведенные выше данные мировой статистики говорят об обратном.

Заключение

Предложенная классификация управляемых систем по фактору масштаба дает методологическое основание для построения "многоуровневого комплекса взаимосвязанных моделей"[25], одним из наиболее значимых применений которого видится разработка "единого индикативного плана" страны, а в перспективе – глобализующегося мирового хозяйства. Она позволяет объединять и сопоставлять постановки задач управления, производить декомпозицию крупномасштабных систем, являющихся гетероморфными в силу различия природы протекающих на разных уровнях их структуры процессов. Это особенно важно на новом этапе мирового развития, заявленном в п.1.

Проведенные исследования показывают, что будущая единая теория крупномасштабных систем должна основываться не на абстрактном математическом инструментарии, а на привязке к конкретным уровням протекающих на планете гетероморфных процессов, принимаемых во внимание в соответствии с масштабами принятых в конкретном исследовании единиц рассмотрения.

Субъект управления в свою очередь может быть представлен в виде многоуровневой модели[26], причем в разные исторические периоды отдельные его уровни активизируются в различной степени – государство, принадлежащие этому государству предприниматели, транснациональные предпринимательские структуры и т.д.

Археология субъекта управления: эволюция и конструирование

• 

Подробности

Автор: Тарасенко В.В.

Просмотров: 5860

Наша задача состоит том, чтобы реинтерпретировать историю таких концептов как "управление" и "субъект управления". В некотором смысле, это занятие археологическое. Сейчас мы имеем руины некогда непоколебимых классических систем знаний об управлении, организации, социальном порядке. Археология нужна для того, чтобы понять – как стало возможным появление этих систем, и каким образом порождались их трансформации.

Как известно, понятие "управление" как специфического вида деятельности, было предложено и введено в обиход научного сообщества и сообщества руководителей в работах Федерика Тейлора. Работа – с точки зрения Тейлора, всегда совершается как минимум двумя группами людей - управленцами и рабочими. Цели и результаты деятельности этих двух групп различны. Пафос работ Тейлора состоял в отказе от труда как от "искусства", ремесла или "мастерства":

"Несомненно, во всех случаях, когда умные и образованные люди приходят к выводу, что ответственность за прогресс в любой отрасли механических искусств лежит на них, а не на рабочих, фактически принимающих участие в производстве, все они, почти без исключения, идут по пути развития научных основ там, где в прежнее время существовали только традиционные и грубо практические навыки."^[1].

Тейлор выдвинул и обосновал пять простых принципов научного менеджмента:

1. Переложите ответственность за результаты труда с исполнителя на управленца. Рабочие должны полностью сконцентрироваться на претворении разработанной управленцами схемы работ в жизнь, проявив для этого максимум лояльности и ответственности.

2. Используйте научные методы – наблюдения, измерение, моделирование, выявление закономерностей для того, чтобы найти самую оптимальную, самую выгодную схему работы. Детально продумайте и опишите модели работ.

3. Находите лидеров, лучших исполнителей, которые могут делать работу так, как предписано, мотивируйте и повышайте лояльность исполнителей.

4. Объясните – как можно точнее и проще, каждому исполнителю – как должна быть сделана его работа. Постоянно натаскивайте исполнителей на эффективное выполнение работ.

5. Постоянно отслеживайте производительность: оценивайте – правильные ли методы используются, достигаются ли нужные результаты.

Многие современные теоретики организации и управления отмечают, то, что эти простые правила оказали колоссальное влияние на развитие человеческой культуры и техники^[2]. На наш взгляд, по степени воздействия этих идей на общество, Тейлора можно смело ставить в один ряд с Марксом и Фрейдом.

Тейлор решал проблемы социальной организации в духе своего времени – он верил в прогресс, в здравый смысл, в логику как универсальный инструмент решения всех технических и социальных проблем. Он искал решения с точки зрения технократических представлений о главенстве разума управленца, об универсальной эффективности его способностей организовать процесс работы над "традиционной" и "грубо практической" социальной и технической реальностью.

Управление в этом контексте можно представить как экспликацию и логическую оптимизацию социально-технических процессов. Экспликация процессов происходит языком, придуманным Тейлором, а оптимизация происходит с помощью принципов. Эта экспликация и оптимизация становится необходимой в контексте управления, так как именно она решает все задачи, стоящие перед организацией и субъектом управления.

Тейлор сформировал традицию, согласно которой управление – это не усложнение и не искусство, требующее таланта.

Управление – это нормирование и упрощение действий объекта управления, совершенное субъектом управления. Надо превратить действия из "традиционных" и "ремесленных" в регулярные и постоянно улучшаемые с помощью логики и здравого смысла. Таким образом формировались идеалы и нормы управленческой рациональности, образы руководителя как управленца, его действий как управления – операций над объектами управления. Таким образом формировались критерии рациональности субъекта управления, критерии того, что субъект поступает правильно.

Эта "правильность" субъекта управления, придуманная Тейлором позволяет нам говорить о том, что Тейлор, создав понятие "управление", имплицитно сконструировал субъект управления. Назовем этот тейлоровский субъект термином "инженер".

Говоря о конструировании субъекта мы методологически солидаризируемся с Бергером и Лукманом^[3], которые считают, что социальная реальность создается людьми, и эта реальность создает человека.

В этой точке нам надо различить понятие "человек" и "субъект". В традиционном понимании субъект – это тот (или то), кто (или что) познает, мыслит и действует^[4].

С точки зрения конструктивизма, субъект – это социальный конструкт, который не абсолютен. Он может претерпевать эволюцию – он может "умирать" и "рождаться". Фуко, утверждая свой знаменитый тезис о смерти субъекта, на самом деле говорить о необходимости привнесении становления и трансформации в разговор о субъекте:

"Eсли бы я делал доклад о субъекте, то возможно, я точно таким же образом проанализировал бы функцию-субъект, то есть проанализировал бы условия, при которых возможно выполнение неким индивидом функции субъекта. И следовало бы еще уточнить, в каком поле субъект является субъектом, и субъектом -- чего: дискурса, желания, экономического процесса и так далее. Абсолютного субъекта не существует."^[5].

То есть задача – в философском дискурсе управления, ставится таким образом – при каких условиях оказалось возможным превратить человека-руководителя в инженера. Как оказалось возможным создание социальной роли и идентичности управленца?

Одна из версий ответа на этот вопрос – лакановская. По мнению Лакана^[6] не существует субъекта без символического пространства. Субъект в топике Лакана живет в реальном, воображаемом и символическом мире. Реальный мир – это мир тела, мир желаний. Единственная реальность о которой я могу себе сказать достоверно – это реальность моего тела – моей боли, страсти, желаний, возрастных изменений, грядущей смерти. Но как только я начинаю говорить и мыслить, я тут же порождаю воображаемые и символические миры. Я не могу помыслить реальность вне образных (перцептивных) представлений и символьных (лингвистических) интерпретаций. Воображаемый мир – это мир образов субъекта. Символический мир конституирован порядком, который диктуется дискурсами власти и языками, в которые погружен субъект.

Тейлор, создавая субъект управления, производит идеализацию и абстрагирования, вынося за скобки реальный и воображаемый (в смысле Лакана) мир субъекта. Тейлор постулирует исключительно символический порядок управления.

Принципы управления по Тейлору – это символы власти и языки организационного порядка. Надо заметить, что эта власть оказалась эффективной. По крайней мере, мы покупаем авиабилеты в авиакомпаниях или питаемся в фаст-фудах – организациях, сконструированных по принципам Тейлора. Энергия людей, их реальности, символические и образные миры оказались ограниченными и прирученными властью субъектов управления.

Итак, исходя из этой точки зрения, Тейлор породил символический универсум под названием "научное управление". Символический универсум тейлоровского управления – это пространство власти – с одной стороны, власти инженера над рабочими, а с другой стороны – власти принципов "научного менеджмента" над инженером.

Тейлор превратил руководителей в управленцев, заставив их наблюдать, измерять и поклоняться таким символьным конструкциям как "эффективность", "этапы работ", "наилучший способ работы", "простота". Эти символы оказались работоспособными, так как они не только строили жизнеспособные организации, приносящие прибыль, но и потому, что они резонировали с ожиданиями людей, их ценностями, их картинами мира.

Например, ведь работник – теоретически, принимает свободное решение о трудоустройстве. Он может не идти работать на организацию, производящую гамбургеры или авиабилеты, согласно принципам "научного менеджмента". Но мощь символьных конструкций такова, что он необходимо испытывает неудовлетворенность, личную нереализованность от того, что он не связал свою жизнь с "родным заводом".

Символьная конструкция оказалась столь сильной, что она перестала зависеть от национальных, религиозных или идеологических особенностей. Работник и управляющий желают отдать свою человеческую реальность, свое "Я" сконструированному субъекту в Америке и Советском Союзе, в Тайланде и Мексике.

Итак, оказавшись во власти символов, предложенных Тейлором, руководитель необходимо должен быть превратиться в субъект управления. Это – кроме всего прочего, означает, фрактальный принцип замещения пространств жизни символьными конструктами. Части (символы управления) заменили целое – жизнь человека, а субъект управления заменил человека.

Надо заметить, что порожденный фантазией Тейлора инженер – родной брат декартовского субъекта. Он всегда сомневается в эффективности тех процессов, которыми он управляет. Эта вечная подозрительность к тому, что рабочие делают что-то не так, что работы организованы нерационально, что эффективность можно повысить еще и еще должна порождать его мотивацию – непрерывный интерес к развитию и улучшению работ. Принцип методологического сомнения Декарта заменяется принципом сомнения в эффективности системы управления.

Подмена человека субъектом, сконструированным в определенных социокультурных условиях – вот интереснейшая философская проблема. Как этот субъект оказался возможен? Кто и как идеологически отрефлексировал концепт, лежащий в основе субъекта? Почему общество восприняло этого субъекта, восприняло его социальные роли и идентичности, осуществив редукцию человека к предлагаемому субъекту?

Ход мышления Лакана – от психической реальности человека к образам и символам. Но ведь возможен и другой ход – от символов и образов идентичностей сконструированного субъекта к конструированию психической реальности человека. Другие порождают интерсубъективную сеть образов и символов. Попадая в эту сеть, я активирую свою реальность, свою способность ощущать и говорить так как нужно этой сети. Власть символов обнаруживается тогда, когда человек перестает различать свою реальность и внешние символические и образные операции над ним.

В социальной конструкции субъекта реальность человека заменяется на реальность социального мира управления и его символического пространства.

По мнению Кирхлер, Майер-Пести и Хофманн, этот концепт власти обрел социологическую рефлексию в работах Макса Вебера о бюрократии и закрепился в стандартах управления организациями – в частности, в стандартах семейства ISO 9000^[7].

Инженер Тейлора социален и нормативен, так как генерирует социальные нормы и ожидания. Этот субъект обладает ценностями и интенциями, соответствующими принципам Тейлора. Философская и социологическая значимость работ Тейлора состоит в создании и институциализации субъекта социального управленческого действия, благодаря которому мы можем отличить управление - как технологическую работу от руководства - как личностной и нетехнологизируемой работы.

Взгляд Тейлора – это взгляд инженера – конструктора технических систем. Ему надо сформировать у управленца правильное (то есть, соответствующий его нормативным символам субъекта и объекта управления) ожидание будущего. Но ведь это не то, чем занимается наука или философия.

Если философия берется за конструирование субъекта, и еще вдобавок, за интеграцию этого субъекта в человека, то она, на мой взгляд, перестает быть философией. Почему? Причина очень проста – в такой стратегии куда-то пропадает сам человек. Вместо человека образуется носитель необходимого языка и необходимых образов – перцептивно-лингвистический конструкт, реализуемый в легко усваиваемой человеком социальной роли.

Этот конструкт может оказаться полезным для решения тех или иных социальных задач – государству и обществу нужны инженеры, рабочие, солдаты, милиционеры эффективные с точки зрения требований, предъявляемых к ним. Таким образом, возникает спрос на субъектов и заказчик работ по созданию этих самых конструктов. Но это прикладная задача.

По нашему мнению надо различить две этих задачи – условно говоря "научную" (задачу понимания и создания языков объяснения и систематизации феноменов управления организацией) и "паранаучную" прагматическую задачу конструирования субъектов и повышения эффективности работ.

Реконструируем постановку и решение паранаучной задачи на примере Тейлора. Предположим, что во времена Тейлора научная и прагматическая задача были практически тождественны. Управление отождествляется с задачей создания прагматических символьных конструкций субъекта управления. Появилась возможность нормировать субъект и объект управления – то есть, отличить разные субъекты - состояние руководителя.

Одна ситуация (условно говоря "патологическая") состоит в том, что некий руководитель не является управленцем - не имеет необходимых – с точки зрения Тейлора характеристик субъекта. Другая ситуация (условно говоря, "нормальная") состоит в том, что он является управленцем и соответствует принципом. Когда руководитель в состоянии отождествить свое текущее состояние как ненормальное и сформировать желаемое будущее как нормальное и достижимое, происходит конструирование его управленческой реальности. Формируется динамика системы управления. Схематично это выглядит следующим образом:

Рис. 1.1 Динамика управления в конструировании субъекта

Поэтому Тейлора можно назвать не основателем "научного менеджмента", а основателем "паранаучного менеджмента". С его легкой руки была сформирована традиция понимания организационно-управленческих систем с нормативной точки зрения. Именно он стал основоположником жанра под условным названием "открытие настоящих принципов". К этому жанру можно отнести принципы Анри Файоля и принципы Дёминга, модель 7С компании МакКинси, которая была развита в нашумевшей работе Питерса и Уотермена^[8]. Часто этот жанр переносится из области управления организациями в область развития личности, рождая, на взгляд автора не всегда корректные редукции^[9].

Почему, на наш взгляд, это не научные, а паранаучные знания? Прежде всего, потому, что, на наш взгляд, эти знания не интересуются уникальностью социальной динамики. Дискурс экспликации феноменов социальной реальности попросту элиминируется – нас не интересуют ни аффекты, ни ожидания субъекта. Конструируя субъект управления, Тейлор абстрагируется не только от его психических состояний, но и от его пола, возраста, языка, культурной идентичности. Ему не интересны социокультурные детерминанты и дескрипции феноменов – теория Тейлора интересуется тем, что надо, а не тем, что есть. Поэтому она конструктивна.

Конструируемая реальность редуцируется к "практическим" и "универсальным" нормам. Эти нормы мифологизируются символическими пространствами власти.

С помощью каких приемов осуществляется мифологизация. Прием номер один - авторитет автора. Он должен быть либо "выдающимся ученым", либо "революционером менеджмента", либо обычным миллиардером.

Прием номер два - "выдающиеся практические результаты". Эти результаты должны быть достигнуты благодаря выполнению норм и правил, придуманных автором "гениальной" теории.

С той точки зрения бросается в глаза различие ключевых работ Тейлора^[10] и Вебера^[11]. У Вебера – взгляд социологический. Он рассматривает процессы в историческом и социокультурном контексте, пытаясь выявить как их общие, так и уникальные черты.

Тейлор же элиминирует социокультурный макро-контекст, мифологизируя "универсальные принципы" в своих моделях управления, пытаясь постулировать всеобщность "правильных" систем управления.

Чтобы осмыслить эту ситуацию, зададим важный вопрос, имеющий существенное методологическое значение: "можно ли говорить об управлении и управленческой деятельности до Тейлора?". Например, можем ли мы – в рамках научного дискурса, всерьёз утверждать о том, что, допустим Александр Македонский был эффективным или наоборот – неэффективным управленцем?^[12]

С точки зрения автора, эти разговоры надо оставить популярной и "паранаучной" литературе. Отличие между "паранаучной" литературой и рассуждениями в дискурсе философии состоят в степени социокультурной рефлексии субъектов и степени рефлексии собственных представлений.

У Александра Македонского не было рационально организованной рефлексии своего социального действия ввиду того, что он не владел способностью мыслить и принимать решения с помощью концепта "управление". Александр Македонский не имел представлений об объекте и субъекте управления. Кроме того, концепт "управление" и субъект управления не были социально институционализированы во времена Александра Македонского. Этот концепт не был инструментом власти или принятия решений. Поэтому Македонский не был управленцем, и его деятельность мы не можем назвать управлением.

Социальный институт под названием "управление" породил Тейлор. И его теперешняя эволюция – например, в виде множества популярных книг с "простыми универсальными новейшими правилами" управления тоже обусловлена этим порождением.

Формируя понимание решений Македонского, мы можем говорить о феноменах власти, влияния, ответственности, механизмах организации и координации в его социальных отношениях. Мы можем назвать Македонского руководителем. Но мы не можем говорить об организованной управленческой рефлексии. Разговоры о том, что Александр Македонский был управленцем – это перенос наших концептов в схемы объяснения его решений и поведения.

Этот аспект управления часто упускается исследователями. До сих пор существует традиция понимания управления как "объективных" - отделенных от субъекта управления функций, а не как социокультурных механизмов конструирования субъекта и объектов управленческой деятельности.

Для того, чтобы бы успешным управленцем не обязательно понимать сложность и уникальность социальной организации. Но обязательно надо быть субъектом управления – то есть, конструировать социальную реальность, принимать решения, брать ответственность и действовать.

Если взять за основу точку зрения Р. Бернса^[13] и различить когнитивную, оценочную и поведенческую установки Я-концепции субъекта, то можно увидеть эмоциональную инвалидизацию нормативного управленческого субъекта, сконструированного Тейлором. Эта инвалидицация – следствие тейлоровских идеализаций.

Инженер-управляющий – это – с одной стороны идеал, лишенный человеческих "ремесленных" свойств, а с другой стороны - эмоциональный инвалид, лишенный пространства внутреннего "Я". Этот субъект не должен допускать эмоционального отношения к себе и к окружающим, не должен допускать наличия психической реальности в себе и окружающих. Логика и языки, символы и принципы должны вытеснить ощущения и интуицию. Эта дегуманизация управленческого акта, совершенная Тейлором, имеет далеко идущие последствия, которые обсуждал Поппер, говоря о "чарах Платона". Идеализированный субъект необходимо порождает инвалидизированного человека.

Чтобы проиллюстрировать проблему, проведем мысленный эксперимент.

Рассмотрим часть системы управления - фрагмент должностной инструкции некоего младшего регистратора, составленной по канонам рационального управления в духе Тейлора:

 

Обязанности младшего регистратора по регистрации заявок состоят в следующем.

Каждое утро с 10 до 11 часов регистратор принимает заявки за прошедший день от помощника регистратора под расписку, контролируя качество заполнения заявок.

Заявки, не соответствующие качеству возвращаются помощнику с указанием причины отказа.

С 11 до 13 часов производится заполнение журнала регистрации заявок, постановка регистрационных номеров в заявках и заполнение карточек заявок.

С 14 до 18 часов производится сортировка заявок - согласно инструкции по сортировке и заполнение бланков на отгрузку.

 

А теперь представим, что младший регистратор работает, к примеру, в Красном Кресте. Он занимается благородным делом – обработкой заявок на отгрузку бесплатных медикаментов для больных африканских детей, которые страдают от полиомиелита.

Представили? Что ощутили? Предположим - радость от того, что страдания несчастных детей облегчатся.

А теперь представим, что младший регистратор работает в Освенциме и заполняет заявки на уничтожение людей.

Представили? Что ощутили?

Наверное, другие (по сравнению с Красным Крестом) эмоции.

А теперь подумаем – а что должен ощущать младший регистратор?

Вы меня спросите – должен кому? Ну, допустим, по инструкции.

Итак, что должен – согласно инструкции, ощущать младший регистратор?

Ответ прост – ничего. Нормы рациональности управленческого субъекта никак не связаны с отношением субъекта к смыслу того, что он делает – если мы понимаем смысл как атрибут внутренней (в смысле Лакана) реальности.

Регистратор может радоваться за детей в Африке или сочувствовать евреям в газовой камере. Но это – так сказать, не необходимость системы управления - частью которой он является. Это не его обязанность. Это не управленческая норма.

А что если этот смысл попытаться сделать нормой? Тогда можно придумать свою "универсальную" модель управления, отличную от модели Тейлора! Для этого надо найти и мифологизировать какой-нибудь другой субъект управления - осмысленный.

Надо заметить, что такие попытки предпринимаются до сих пор различными "научными теориями" и "гуру" менеджмента.

В частности, Питерсу и Уотермену^[14] удалось предложить и мифологизировать проблему корпоративной культуры и создать свою реальность управления, в которой субъект достигает успеха благодаря "эффективным" принципам 7С.

Ключевая проблема всех этих попыток состоит в том, что субъект конструируется в символических и образных пространствах, а феноменология реальности человека авторами моделей не рассматривается или рассматривается в виде нормативных "кейсов", иллюстрирующих взгляды автора.

Когнитивный статус паранаучных моделей становится ясным, если мы предположим, что они служат не инструментами понимания социальной организации или практик управления, а инструментами институционализации субъекта.

Например, инструментами власти и влияния. Или инструментами успеха и достижения статуса.

Говоря иначе, разговор о Македонском-управленце в контексте "паранаучной" литературы нужен не для того, чтобы понять действия Македонского или реконструировать социокультурные детерминанты его поведения и решений, а для того, чтобы читатель отождествил себя с Македонским и стал руководить "как Македонский" или "не повторял ошибок" Македонского.

Так как феноменологический взгляд на систему управления элиминируется, то сконструированная нормативная реальность управления необходимо получается редуцированной - инвалидизированной. Мало того, что она не тождественна реальности человека, она ведет с ней войну на поражение через интеграцию эффективного субъекта.

Нормативная система должна заменить и "перезагрузить" когнитивную карту субъекта управления, изменить систему власти субъекта над собой и объектом.

Общее у Тейлора, Дёминга^[15] и Питерса и Уотермена состоит в том, что для того, чтобы научить людей практике управления, они конструируют символьные инструменты и языки управленца. Для этого необходимо поставить границу между субъектом и объектом управления в организации, сформировать ценности и интенции этого субъекта, оснастить субъекта теми символическими и эвристическими нормами, которые разработали именно они.

Вопрос о нормах – это вопрос о знаниях. Вопрос о знаниях – это вопрос о власти и управлении: "знание и власть есть две стороны одного вопроса: кто решает, что есть знание, и кто знает, что нужно решать? В эпоху информатики вопрос о знании более, чем когда-либо становится вопросом о управлении."^[16].

Если бы паранаучные авторы были знакомы с философией постмодерна, то они нашли бы с ней много общего. Например, утверждения о том, что школьное образование – это образование не для руководителей, а для их подчиненных^[17], корреспондирует с идеями о знании как о форме власти и управления.

С этой точки зрения возможен взгляд, систематизирующий "паранаучную" управленческую литературу, позволяющий производить археологию управленческого знания в ней. Задача формулируется следующим образом - в чем сходство и различие идеалов и норм субъектов и их символических (мифологических) реальностей управления?

Что такое управление в предлагаемой методологической схеме? Это движение субъекта управления в его когнитивном пространстве от "ненормального" (текущего) состоянию к ожидаемому ("нормальному"). Ожидаемое состояние формируется нормативной моделью, которая обосновывается автором модели.

"Паранаучная" управленческая литература предлагает человеку или группе различные формы знания, которое мифологизируются с точки зрения способности сделать этого человека или группу субъектом управления.

Итак, управление – в рассмотренной выше "нормативной" постановке вопроса, создание и нормирование процессов субъекта управления. Поэтому, управление организациями – это такие неотъемлемые процессы субъекта управления как язык, навыки, ценности, интенции и идентичности, рассматриваемые в их динамике с точки зрения формирования и развития организаций. Именно их анализ позволяет дифференцировать те объекты управления, которые конструирует управленец.

Эта идея находит продолжение в тренингах руководителей – как инструментах управления. Например, мы можем осознать ценность креативности и интегрировать с помощью тренинга проявления креативности в жизненных ситуациях. В случае, если навык стал неосознанным, само проявление креативности не будет рациональным и целеустремеленным, а вот наша интенция изменять нашу креативность будет осознанной и рационально развиваемой^[18]. Благодаря этой интенции мы покупаем тренинг и сравниваем себя в различных состояниях наличия (отсутствия) навыка.

Надо заметить, что апелляция к иррациональным сторонам субъекта содержит больше возможностей для мотивации руководителя по достижению необходимого нормативного будущего.

Если Тейлор через принцип сомнения в эффективности мифологизирует порядок и логичность в управлении, то многие современные авторы мифологизируют такие иррациональные факторы как успех, счастье, личную реализацию, творческий потенциал. Ясно, что иррациональные, аффективные стороны субъекта мифологизируются лучше, чем рациональные.

С этой точки зрения, паранаучные управленческие бестселлеры, на наш взгляд, ориентируются на развитие идентичностей субъекта средствами мифотворчества. Современная "мода" состоит в том, что в управлении главное – не цель, и даже не рациональное понимание контекста управленцем.

Эффективны не те, кто всё рассчитывает, точно описывает, пишет бизнес-планы и понимает систему управления. Эффективны те, кто мыслит позитивно, стремится к счастью больше, чем к успеху^[19] или стремится к больше к успеху и достижениям^[20]. Создается впечатление, что "паранаучная" литература по управлению уделяет больше внимания человеку и его интересам, чем литература научная – при всей наивности и мифологичности взглядов авторов. В "паранаучной" управленческой литературе разговор идет вовсе не о понимании "объективных" процессов управления. Разговор идет о том, чтобы помочь человеку, группе или сообщества стать субъектами управления с помощью волшебных средств – "истинных" нормативных представлений в авторов, которые могут быть символами, образами и аффектами. С другой стороны, популярная литература по управлению содержит в себе интересную стратегию понимания феноменов управления. В ней управление может быть спонтанным, интуитивным, непредсказуемым. Управление имеет полное право быть не наукой и не знанием, а навыком - "ремеслом" и "мастерством", ориентированным на уникальность управленца.

Но, управление не имеет права быть безликим и безынициативным. Управленец не имеет права не иметь интересов. Говоря иначе, управленец не имеет права не быть субъектом управления. Управленец необходимо должен быть субъектом, осознающим свои идентичности, интенции и интересы.

В этой необходимости состоит онтологическая черта конструируемого субъекта управления. И эта необходимость создается через разницу потенциалов – "Я здесь и теперь" (потерянного, неуспешного, безденежного, неудачливого, неэффективного) и "Я будущего" (нашедшего себя, успешного, богатого, эффективного).

Конструирование субъекта – это констуирование будущего и "продажа" этого будущего человеку.

В русском языке "неудачник" - это тот, от кого отвернулся успех, кому изменила удача. Английский looser это тот, кто потерялся. Тот, кто потерял своё "Я" в будущем. Книги и концепции по управлению предлагают широкий ассортимент социальных ролей руководителя, богатый выбор субъектов, которыми он сможет обладать в своем будущем.

Итак, на наш взгляд, авторы книг по менеджменту демонстрируют различные роли и генерируют свои представления о навыках и поведении, ролях субъекта. Они стараются сделать так, чтобы социальные роли были привлекательными для сообщества руководителей.

Еще один аспект состоит в том, что это не только символический и мифотворческий процесс, но и процесс рыночный. Образ моего "Я" как успешного руководителя-управленца в будущем является предметом купли продажи и предметом конкуренции между авторами концепций управления.

Существует рынок консалтинговых услуг по управлению. Тейлор, Дёминг и Файоль продавали свои услуги как инженеров. Питерс и Уотермен были консультантами агентства Мак Кинси.

По нашему мнению, главным товаром рынка управленческого консультирования являются модели управления, которые можно интегрировать в людей, сделав их таким образом субъектами управления. Бренд на этом рынке - это мифологизация "эффективных" инструментов руководителя, мифологизация социальной реальности, конструируемой управленцем.

В понимании этого феномена, по нашему мнению, кроится понимание непростых отношений между философией управления и прагматикой менеджмента.

Авторы практических пособий не занимаются пониманием социальных структур и процессов. Они конкурируют между собой за владение образами и символическими пространствами, имеющими рыночную ценность.

Одни субъекты – например, инженер Тейлора, отправляются на свалку истории как неэффективные или немодные. Другие субъекты – например, как "фанки-предприниматель"^[21] или "командный игрок"^[22] поднимаются на щит и становятся новыми идолами для поклонения в когнитивном пространстве менеджерского сообщества. Для продажи и продвижения субъекта все средства хороши. Кто-то для этого использует научные теории и схемы, а кто-то заимствует языки религии, астрологии и эзотерики. Кто-то ищет вдохновения в Каббале^[23], а кто-то в фэн-шуй^[24].

В этом тоже, на наш взгляд, состоит ситуация постмодерна. В ситуации социального конструирования и мифологизации дискурса управления, социология управления, социология организации или философия оказываются одним из дискурсов. Не больше и не меньше. В мифопоэтическом пространстве конструируемых символьных конструкций и образных переживаний брендов, научный и философский дискурс теряют претензию на истину или достоверность.

Ученые и философы вынуждены находиться в рыночной ситуации и конкурировать за ресурс внимания руководителей. И позиции науки или философии – с точки зрения влияния на руководителей, оказываются часто менее интересными, чем позиции альтернативных концепций.

На наш взгляд, эта ситуация весьма болезненна для научного сообщества. Вступая на рынок интеллектуальных услуг для руководителей, управленческая наука теряет "административный ресурс" в лице государственных институтов. Часто для многих руководителей – потенциальных заказчиков работ по управленческому консалтингу, диплом об окончании астрологических курсов или "нетрадиционного исцеления энергетики бизнеса" оказывается более важным, чем диплом высшей аттестационной комиссии. Автор этой статьи является сертифицированным бизнес-тренером и обладателем разного рода "правильных" дипломов. За более чем десятилетнюю практику работ с заказчиками услуг по стратегическому и оперативному управлению, его дипломом поинтересовались только один раз. И это не показатель "бурных девяностых" годов. Это общая ситуация девальвации научного знания в лице сообщества руководителей.

Институт образования и присвоения научных статусов не наблюдаем в управленческом сообществе, а языки научных и философских сообществ в большинстве случаев не имеют ценности. Наука перестает обладать "правом первой ночи" на субъекта управления. Мало того, ожидаемых ею рациональных характеристик субъекта может вообще не быть. В этом смысле и разворачивается проблема "смерти субъекта".

Управленцам интереснее покупать мифологизированные образы "гуру", чем становиться субъектом-заказчиком научного знания. Людям интереснее, чтобы их развлекали, чем чтобы их учили.

И это не проблема управленцев. Эта проблема гуманитарной науки, которая не может сконструировать субъект управления лучше, чем "гуру" - конкуренты и авторы паранаучных книг.

Гуманитарная наука до сих пор ищет онтологические структуры социальной реальности, а не обсуждает и не конструирует возможные субъекты управления в феноменологическом, социокультурном и символическом пространствах человека.

Хотя обобщение "гуманитарная наука", конечно же некорректно. По нашему мнению, важную и эвристически ценную позицию – наряду с упоминаемыми выше Бергером и Лукманом, занимает радикальный конструктивизм^[25]. Согласно Эрнсту фон Глазерсфельду^[26] - идеологу этого подхода, знание не обретается пассивным образом, оно активно конструируется познающим субъектом. Познание – это не открытие онтологической реальности, а способ организации опытного мира.

Действительно, руководитель - с одной стороны – как субъект управления, вынужден постоянно конструировать и создавать то, чем он собирается управлять. А с другой стороны – его самого сконструировали.

Субъект управления – это социокультурный конструкт, порожденный – как институтами, ценностями и ожиданиями современного ему общества, так и особенностями психики и личности, межличностными коммуникациями, ценностями, установками, навыками, знаниями и отношениями людей, образующих этот субъект.

Проще говоря, инженер, желающий управлять по принципам Тейлора, сформировал свою интенцию развития субъекта управления с одной стороны под влиянием институциональных факторов – моды и привычек, порожденных Тейлором, а с другой стороны – под влиянием истории развития личности, психики и культурного контекста – например, под влиянием изучения логики и математики в средней школе.

Поэтому – с нашей точки зрения, нам надо всегда показывать не только специфику социальных процессов управления, но и специфику генезиса и трансформаций субъектов, генерирующих эти процессы. Этот субъект вовлечен не только в научные, но и в "модные" - мифологические детерминанты деятельности.

На наш взгляд, именно в этом состоит причина бросающейся в глаза эклектики, верхоглядства, бессистемности и ненаучности книг по "научному менеджменту", наличия огромного количества "универсальных теорий" в многочисленных бестселлерах. Руководителям продают "тайное знание" – от восхождения к любой власти^[27] до мотивации и влияния на любого человека^[28]. Мы должны понять социальные функции этих книг и их место по отношению к социологии управления. Мы ведь не обвиняем кулинарные книги за то, что они не описывают химические формулы приготовления пищи или формулы термодинамики. У них другая задача.

Кроме того, в практике управления вопрос о процессах и целях – "Что делать?" часто оказывается менее значимым по сравнению с вопросом "Кто делает?". Субъект-ориентированная позиция, на наш взгляд, в большей степени ориентируются на потребности практики управления.

Феномен современности состоит в том, что эти способы конструирования субъекта перестают тотально регулироваться языками науки и дискурсами философии. Научное и философское сообщество оказывается автономным и не пересекаемым с сообществом руководителей, слабо влияя на те способы социокультурного конструирования субъектов управления, которые сейчас разворачиваются в современном обществе и государстве.

Я сам наблюдал ситуацию, когда руководительница предпринятия честно сдавала в бизнес-школе зачет по "научному менеджменту", а под партой взахлеб читала бестселлер типа "Универсальное управление с помощью кармы и фэн-шуй". Знание из бизнес-школы нужно для красивого сертификата в рамочке, для выполнения неких ритуалов, говорящих о "научности" того, что она делает, а знание из бестселлера нужно для "практики", потому, что оно "на самом деле так". Феномен в данном случае состоит в том, что в голове этого человека знание из учебников по "научному менеджменту" никак не перетекает в прагматику и акты познания управленческой реальности. И у науки нет былой власти для того, чтобы эту перекачку сделать необходимой.

Говоря иначе, современный субъект управления неоднороден – фрактален^[29]. Человек уже вышел из колыбели универсальной идентичностей и окружен облаком борящихся за него субъектов, жаждущих приватизировать этого человека. А человек не желает приватизироваться.

С этой точки зрения невозможно говорить об управлении как о социальных функциях или процессах. Все функции, все процессы ориентированы на субъект – как социокультурный конструкт, конгениальный современной ситуации.

До сих пор из учебника в учебник кочует классическое представление управления как совокупности семи базовых функций: планирования, организации, лидерства, координации, контроля, обеспечения персоналом, мотивации. Эти представления, как известно, вышли из работ Анри Файоля и развиваются до сих пор различными направлениями менеджмента.

Это классический процессный подход. Управление в этом подходе – набор бизнес-процессов. Различные школы и направления могут спорить о том, какие процессы являются более важными в управлении, а какие – менее, как, допустим, влияет корпоративная культура или социальные структуры на эти процессы, но общий методологический принцип остается инвариантным.

Вот, например, какую формулировку категории управления дают современные авторы:

"Управление рассматривается нами как встроенный в социальный процесс сознательно конструируемый механизм, установление контента причинно-следственных связей между участниками совместной деятельности, сочетающий организацию и самоорганизацию, формальные и неформальные нормы и правила, способствующие достижению продуктивных целей и устойчивости социальных связей"^[30].

Несомненное достоинство этого представления управления состоит в его процессуальной ориентации. Авторы поставили задачу отхода от классических представлений об управлении как о целевом воздействии субъекта на объект управления, сформировав новые представления об объектах, предметах и проблемах социологии управления:

"…объектом выступают социальные процессы, предметом – механизмы их регуляции, в числе которых выступают и регуляторы управленческого типа; научной и практической проблемой становятся механизмы управляемости процессов, стремление их описать, объяснить и предсказать последствия происходящих социальных изменений под воздействием рационально организованных вмешательств"^[31].

Достоинства процессуального представления управления одновременно являются и его недостатками. Есть существенный риск того, что в процессе исследования процессы окажутся бессистемно "подвешенными в воздухе". Есть риск того, что рассмотрение генезиса субъекта управления элиминируется из научного дискурса. Кроме того, в таком подходе сложно различить понятие "управление" и понятие "власть", "организация", "действие". Каковы возможные решения этой проблемы?

На наш взгляд, авторы "вылив воду, выбросили ребенка": вместе с элиминацией целеполагания устранили представления о субъекте управленческой деятельности. На наш взгляд, это грубая методологическая ошибка.

Нельзя рассматривать процессы управления в отрыве от субъекта, который управляет. Субъект управления – вот основание для системного рассмотрения процессов управления и анализа их социокультурной детерминации.

На наш взгляд, без субъекта управления быть не может. Без субъекта могут происходить процессы организации и самоорганизации, потеря устойчивости социальной системой, социальные дрейфы групп и индивидов, но никак не управление.

Тем более, невозможно управление без субъекта. С этой точки зрения, интересным представляется определение социального управления в энциклопедии по социологии:

"Социальное управление - основанное на достоверном знании систематическое воздействие субъекта управления (управляющей подсистемы) на социальный объект (управляемую подсистему), в качестве какового может выступать общество в целом и его отдельные сферы - экономическая, политическая, социальная, духовная, с тем, чтобы обеспечить их нормальное функционирование, совершенствование и развитие, успешное движение к заданной цели"^[32].

Опять-таки, в этом определении настораживает ориентация "на достоверное знание" - мы же знаем, что многие управленческие решения принимаются в ситуации неопределенности и, например, в экономике есть целые направления, исследующие ситуации ограниченной рациональности при принятии управленческих решений^[33].

С другой стороны, в этом определении содержится установка, которая оказывается важной с точки зрения предлагаемого и отстаиваемого нами наиболее общего представления об управлении:

Управление – это социальное конструирование, самовоспроизводство и самореференция субъекта управления, формирование, поддержание и изменение его процессов - включая способы конструирования других социальных субъектов встроенных в сеть интерсубъективных социальных отношений.

Конечно же, это определение нельзя назвать совершенным, хотя бы потому, что оно вызывает массу вопросов – например, о том, каковы механизмы конструирования, какие из них необходимо относятся к управлению, а какие являются результатом социальной самоорганизации. И почему в определении нет ничего о целях субъекта, его эффективности и проч.?

На последний вопрос можно ответить следующим образом – субъект не вечен. Если субъект жив – значит от необходимо вынужден быть эффективным. Для этого он либо рационально достигает те или иные цели, либо ищет стратегию уместности своего иррационального жизненного пространства.

Практику управления нужно любыми способами сконструировать живой и развивающийся субъект управления. Один из главных лозунгов радикального конструктивизма состоит в том, что "никакого объекта познания нет"^[34]. С этой точки зрения, управление – это не объективный процесс, а процесс интерсубъективной коммуникации, сопряженный с актами свободы субъекта^[35].

Это представление управления "покушается" на философию, так как оно апеллирует к ключевой зоне интереса современной философии – проблемам становления субъекта.

В связи с этим необходимо актуализировать междисциплинарный контекст методологических исследований категории управления.

Представители философии и социологии постмодерна^[36] идут еще дальше, утверждая о том, что нет не только объекта, но и субъекта познания, тут же оговариваясь, о том что метафора "смерти субъекта" означает, прежде всего, гибель традиционного субъекта дюркгеймовского типа^[37].

На наш взгляд, в полной мере с этим согласиться нельзя. Слухи о тотальной смерти субъекта сильно преувеличены. Субъект управления трансформируется, меняет свои ценностные ориентации, идеалы и нормы рациональности. Разные институты власти и влияния (от СМИ до науки) предлагают своих "кандидатов" на роль субъекта управления, но тем не менее, субъект как работающий социальный конструкт, скорее жив, чем мертв. Надо говорить, на наш взгляд, об эволюции субъектов в культуре и исследовании феноменов социальной бессубъектности.

Когда идеологи постмодерна говорят о "пост-человеке", который отказался от декартовского субъекта, который желает жить "без будущего", "идя навстречу желаниям", они всё равно создают социальную норму и социальную роль. Они всё равно конструируют субъекта. Моё усилие оставаться в феноменологической позиции "здесь и теперь" формирует мои нормы и ценности, интенциональные акты моей субъективности.

Тем не менее, проблема экспликации субъекта в междисциплинарном дискурсе имеет огромную актуальность. Подход к решению этой проблемы, на наш взгляд, обозначен в концепции классической, неклассической и постнеклассической научной рациональности академика РАН В.С. Степина.

В зависимости от характера взаимоотношений между субъектом, объектом и средствами В. Степин рассматривает три типа научной рациональности: классический, неклассический и постнеклассический.

Продемонстрируем различия между типами рациональности на примере знания об управлении.

Мы можем определить менеджмент как знание, которое изучает объективные процессы в системах управления, формируя предметы исследований абстрагированные от субъекта принятия управленческих решений.

Например, предмет нашего исследования "объективные процессы управления организациями". Этими процессами могут быть: планирование, контроль, координация и пр. Мы абстрагируемся от субъектов управления и рассматриваем некие нормы – законы и правила реализации этих процессов. В этом случае рамки нашего исследования фиксированы классическим типом научной рациональности.

Вот пример текста, объясняющего то, что такое управление с точки зрения классических парадигм научной рациональности, необходимо устраняющих все знания о субъекте управления:

"Управлять обществом научно – это значит познавать общественные закономерности и на этой основе направлять (планировать, организовывать, регулировать и контролировать) его развитие; своевременно вскрывать противоречия общественного развития и разрешать их, преодолевать препятствия на пути к цели; обеспечивать сохранение и развитие единства системы, её способности преодолевать или нейтрализовать внутренние и внешние негативные воздействия; проводить правильную, реалистическую политику, основанную на строгом учёте объективных возможностей, соотношения социальных сил."^[38].

В случае, если мы рассматриваем – помимо процессов управления, методы и средства организации субъектов, то мы образуем дискурс неклассической рациональности. Например, мы можем сформулировать задачу следующим образом – какие механизмы социальных конвенций между субъектами разворачиваются в процессе управления, как и какие нормы планирования и контроля формируют социальные субъекты.

Ключевая установка постнеклассического дискурса в социологии, на наш взгляд, состоит в предположении, что субъект социального управленческого действия является институциональным социальным конструктом.

Нет раз и навсегда зафиксированного субъекта. Субъект подвержен культурным трансформациям. Этого не может и не хочет понять философ, находящийся в дискурсе классической рациональности.

Поэтому – с его точки зрения, Александр Македонский был управленцем – он ведь осуществлял функции планирования, координации и контроля. То, что социальный субъект, роль которого играл Александр Македонский, является продуктом совершенно другой культуры в расчет не берется, то что рассмотрение процессов самих по себе никакого смысла не имеет – тоже не учитывается.

В этой связи мы можем реинтерпретировать точку роста знания об управлении – реинтерпретировать результаты работ Тейлора.

С точки зрения постнеклассической рациональности Тейлор:

- сконструировал и институционализировал субъект и объект управления – социальную роль инженера-управленца и функции управления,

- определил ценности и интенции субъекта управления – "сомнение в эффективности" м убеждение в непрерывной необходимости оптимизации функций объекта управления, направление познания, связанное с потребностью в структурном моделировании и рационально анализе объекта, преимущество явного- структурного и описанного знания над неявным навыком и ремеслом.

- выявил знания и навыки субъекта управления – например, необходимость логики, анализа труда, планирования, мотивации и контроля работ,

- определил процессы, которыми субъект управления влияет на объект – через свои знаменитые принципы.

Какие вопросы необходимо обсудить для того, чтобы выстроить научную схему объяснения феноменов управления с точки зрения позиции постнеклассической рациональности?

1. Каковы ролевые характеристики субъекта, как субъект видит свои социальные роли, насколько эти социальные роли отрефлексированы языком, кто и как описал социальные роли субъекта, усилил внимание общества к этим социальным ролям.

2. Каковы ценности субъекта управления. Как – исходя из этих ценностей, формируются интенции (направления внимания и ожидания) субъекта. Насколько ценности осознаны в убеждениях (насколько они осознанны и рациональны). Кто и как формирует ценности субъекта и влияет на них.

3. Каковы навыки субъекта управления. Как формируются навыки. Как происходит социализация и освоение навыков. Насколько осознаны навыки.

4. Каковы языки и явные знания субъекта управления. Какой лингвистический и семиотический аппарат используется субъектом управления для выражения своих интенций, намерений, ожиданий. Как описываются объекты, на которые намерен влиять субъект управления.

5. Каково поведение субъекта управления. Какие процессы и функции реализует субъект управления.

6. Каково окружение субъекта управления. Какие границы формирует субъект управления со своим окружением, какие предметы во внешнем окружении он способен распознать и определить своими языками и образами?

Именно эта – субъект-центрированная методология, а не тотальная ориентация на процессы, на наш взгляд, позволяет более четко устанавливать сходства и различия между различными парадигмами и концепциями в менеджменте и социологии управления.

Предложенные нами исследовательские вопросы развивают функционально-уровневый подход в психологии (Б.Г. Ананьев; Е.И. Степанова; Б.М. Величковский и др.) и социологии. В этом подходе субъект изучается с точки взаимодецствия разноуровневых познавательных процессов.

В частности, согласно взглядам Б.М. Величковского^[39], психика человека может быть понимаема как самосогласование и гетерархическая подстройка процессов различных уровней.

Величковский рассматривает следующие процессы субъекта и их уровни:

A – уровень безусловных рефлексов,

В – уровень условных рефлексов,

С – уровень навыков и автоматических действий,

D – уровень осознанных действий,

Е - уровень понятий, концепций и абстрактного мышления – "символические координации",

F – уровень когнитивной (ментальной) карты – стратегий преобразования знаний и понимания среды в целом,

G – уровень самосознания, самоанализа и рефлексии.

Кроме того, можно рассмотреть виртуальный уровень H – проекций третьих лиц.

С этой точки зрения, управлении – сложный мультмасштабный процесс, разворачивающийся как на осознаваемых масштабах символических и понятийно оформленных действий, так и на масштабе неосознанных навыков субъекта управления.

Эту мультимасштабность субъекта и субъект-субъектных отношений мы обязательно имеем ввиду, когда развиваем фрактальную интерпретацию семиотических актов^[40].

Экспликация парадигм и концепций в философии управления согласно предложенной методологии, несомненно требует отдельного изучения.

---

О месте, структуре и содержании управления в системе деятельности

• 

Подробности

Автор: Реут Д.В.

Просмотров: 5891

Коллективная монография // Философия управления: проблемы и стратегии/
Отв. ред. В.М. Розин. – М.: ИФРАН, 2010/ – С. 112 – 133.

АННОТАЦИЯ

Предложено двухфокусное понятие института управления, включающее фокус управления, фокус подчинения, а также создающий рекурсивную петлю институт контроллинга (в широком смысле), а также двухфокусные понятия здоровья и здравоохранения, включающие фокусы индивидуального и общественного здоровья в их неразрывной взаимосвязи.

В дополнение в семи принципам сложного мышления Э. Морена при проектировании многоуровневого института управления и обслуживающего его института глобального контроллинга предложено использовать принцип учета масштабов уровней управляемых систем. При этом институт управления строится в виде иерархической системы, число уровне которой соответствует числу охватываемых уровней управляемой системы.

Ключевые слова: управление, деятельность, система, сложное мышление, здоровье, здравоохранение, прокреация, институт, кризис, Европа, контроллинг, структура, фокус, рекурсия.

Актуальность проблемы

Мышление является мощным инструментом выживания человека и объемлющего его общества в природном мире, частью которого они являются, причем – частью, активно изменяющей себя и свое непосредственное окружение.

Можно предположить, что активизация общественного интереса к управленческому мышлению, включающему его философию, теорию и технологии, вызвана обострением ситуации на геополитическом плацдарме (очередными волнами мирового финансово-экономического кризиса, исчерпанием природных ресурсов и всеобщим обострением конкуренции). Однако для отмеченного интереса имеются и более веские основания.

Финансовый кризис заставил нас на время позабыть о грозном дыхании кризиса экологического и о фатальном прокреационно-демографическом[1] фиаско европейского мира[2]. Важно, что эти угрозы имеют не циклический, а монотонно нарастающий характер и не купируются средствами, актуализированными в культуре современной Европы. Последнюю мы будем понимать в широком смысле, включая США и Израиль. По фактической организации домоустроения, прокреационным механизмам и хозяйственно-экономической кооперации к ней плотно примыкает ряд стран славянско-православного культурного кластера, включая Россию[3], будущее которой представляет основной фокус интереса авторов и читателей сборника.

Экологическая угроза вызвана, как известно, загрязнением окружающей природной среды, прокреационно-демографическая – недальновидным преобразованием среды социальной, а также прогрессирующим ухудшением здоровья наций и мутациями европейского менталитета, которые в ряде отношений заслуживают жесткой квалификации.

Во всех описных сферах налицо множественные затруднения в планировании и реализации коллективной деятельности. Ее структура, процессы и текущие результаты в очевидной для общества степени обессмысливаются практикуемыми сегодня способами управления и координации – способами осуществления видов деятельности, практикуемых НАД деятельностью предметной[4]. Управление прокреационным и экологическим видами деятельностями имеет ту особенность, что их предметные результаты труднее поддаются отчуждению от производителя, чем результаты производственной деятельности. Поэтому качество управления поддается более точной и наглядной оценке.

Отдельно взятая страна, даже обладающая такой протяженностью, ресурсным и научным потенциалом, как Россия, не может в одиночку контролировать процессы мирового масштаба либо закрыть от них свои границы. Но Россия способна занять достойное место в кооперации европейского сообщества, направленной на парирование перечисленных угроз, внося свой интеллектуальный вклад в развитие философии и методологии управления. С этой целью Россия способна убедительно аргументировать необходимость создания такой кооперации и предпринимать шаги к ее формированию. В связи со сказанным было бы недальновидно пренебрегать последними достижениями современной философии и методологии науки. Подобная позиция заведомо лишила бы страну столь важных для нас сегодня перспективных и просто устойчивых позиций, а также конкурентных преимуществ на геополитическом плацдарме.

Если породивший указанные проблемы европейский мир не успеет достаточно быстро модернизировать свой философско-теоретический инструментарий в направлении их разрешения и развернуть его эффективные прагматические приложения, то проблемы могут разрешиться и "сами собой", например, по следующему "предельному" сценарию. Нарастающая эрозия европейского мира под действием демографического давления с юго-востока будет сокращать, а затем и полностью элиминирует его территориальное, хозяйственно-экономическое, военно-политическое, культурное, информационное, идеологическое присутствие в мире. Тренд глобализации сменится трендом регионализации. Товарообмен и уровень жизни понизятся. Упразднение "золотого миллиарда" снимет с планеты бремя обслуживания его нереалистических, неуклонно возрастающих потребностей. High Tech (ядерная энергетика, нанотехнологии, генная инженерия) замедлит или прекратит свое развитие. По мере зарастания "планетарных шрамов" промышленных зон и крупных городов, сокращения масштабов промышленного производства выбросы парниковых газов в атмосферу и темпы накопления отходов сократятся. Основанная на идеях кредита, банковского процента и производных финансовых инструментов "офисная" экономика выйдет из употребления. Попутно исчезнет почва существования федеральной резервной системы и кризисов перепроизводства. Жизнь планеты вернется к формам, в течение тысячелетий выверенным народами традиционных культур, о культуре же европейской напомнят лишь строчки арабской вязи и/или китайских иероглифов в школьных учебниках истории.

Предложенный читателю "предельный" сценарий основан на посылке о базовом характере прокреации в составе системы коллективной деятельности. Детские люльки оказываются мощнее танковых армий, флотилий подводных ракетоносцев и суммарного евро-американского ВВП. Тренд смены этнического состава населения планеты стал очевидным, когда мутации европейской культуры вызвали эмерджентный кумулятивный эффект в виде неконтролируемых процессов депопуляции развитых стран. Что может противопоставить современная Европа этому сценарию? Описанный ход событий является ЕСТЕСТВЕННЫМ в том смысле, что он представляет собой сумму нерефлектируемых коллективных действий больших масс населения. Если Европа не найдет в себе сил измениться кардинально, предпринять очередной шаг ОИСКУССТВЛЕНИЯ общественной жизни (связанный в значительной степени с трансформацией института управления), то в обозримой перспективе ее ждет участь Византийской и Римской империй.

В современных условиях происходит переоценка возможностей управления. При ограниченных ресурсах – а в реальном мире доступные ресурсы всегда ограничены – далеко не всякую систему удается привести в заданное время к желаемому состоянию, какие бы из известных видов управления при этом ни использовались. Данное ограничение имеет принципиальный характер. Поэтому параллельно с собственно управлением подлежит развитию ряд сопутствующих дисциплин, например, конфигурационный анализ и синтез[5], а также контроллинг, о котором будет сказано ниже.

В практике больших социальных систем разворачивание структурных изменений (в случае их необходимости) не может производиться иначе, чем в процессе функционирования. Возникающая при этом проблема управления нестационарной системой (социальным трансформером[6]) несет в себе дополнительные трудности.

История показывает, что проблемы управления применительно к прокреации и экологии лежат вне сферы сиюминутных (оперативных) интересов субъектов рынка. При этом пущенные на самотек процессы создали фатальные угрозы, понимание чего уже формируется на высших этажах управления. Понимание это может проявляться по-разному[7]. Содержание настоящего сборника показывает, что фундаментальный пересмотр инструментария открывает новые возможности в управленческой деятельности любого масштаба.

Ситуация заставляет ввести в поле зрения не только управленца, но – философа и методолога такие "преходящие" параметры, как соотношение темпов прокреационных процессов и философских исследований, а также степень ориентированности последних на прагматический результат.

Поскольку существующая экономическая, экологическая, демографическая ситуация сложилась благодаря конкретной последовательности управляющих действий и структурных преобразований в европейском социуме, нет оснований (кроме статистических) утверждать, что не существует такой последовательности шагов, и в том числе обязательно – шагов управленческих, которая способна выправить положение. Хотя, как сказал Мудрец, сделать из яиц яичницу может каждый, обратное – несколько сложнее.

Позиция автора состоит в признании необходимости разворачивания фундаментальных и прикладных исследований феномена управления в составе системы деятельности с использованием постнеклассических научных представлений[8], аппарата "сложного мышления"[9], институционального[10] а также субъектного[11], анализа и синтеза в целях сохранения места под солнцем для мира европейской культуры и примыкающего к нему славянско-православного культурного кластера, включая Россию, путем трансформации института управления в форму, обеспечивающую постепенное, но достаточно эффективное разрешение проблем прокреации, экологии, устойчивого развития, выбора приоритета научных исследований, хозяйственно-экономической деятельности, взаимовыгодного сотрудничества с мирами традиционных культур.

Обширность приведенного перечня предлагаемых работ указывает на целесообразность построения ее в виде программы, т.е. такой сложной единицы кооперативной деятельности, в которой последующие шаги зависят от результатов, полученных на предыдущих шагах ее осуществления. Планы предстоящих шагов и их последовательность подлежат периодической корректировке в зависимости от содержания и осмысления результатов текущих итогов, получаемых на осуществленных шагах. Составление предназначаемой к реализации программы предполагает коллективную деятельность специалистов различных дисциплин. Ниже обсуждаются ее аспекты, представляющиеся автору наиболее значимыми.

Сжатие временного горизонта, его причины и следствия

Вышеописанный "предельный" сценарий "не виден" современному обыденному и даже политическому сознанию вследствие ограниченности их временного горизонта. Даже известный "гуру" американского политического истеблишмента З. Бжезинский ограничивает горизонт своих стратегических построений всего одним-двумя сроками президентского правления[12]. Но за 4 или 8 лет трудно в ощутимой степени изменить демографические или экологические процессы. Кроме того, внимания управленца требуют другие, гораздо более динамичные угрозы.

Человек своей деятельностью постоянно меняет не только окружающее его настоящее, но и характер будущего. Всем памятен лозунг ускорения научно-технического прогресса. Он осуществляется независимо от лозунга и влечет за собой эмерджентные следствия. Футурологи выделяют следующий ряд моделей будущего:

a) будущее идентично прошлому (традиционные культуры, как известно, существуют в циклическом времени: для них будущие циклы не отличаются от прошлых),

b) будущее экстраполируемо на основе изучения прошлого ("Просвещенные" культуры размыкают временной цикл, превращая его в "стрелу времени"),

c) будущее непредсказуемо, но узнаваемо (по мере ускорения прогресса, будущее все труднее поддается предсказанию),

d) будущее непредсказуемо и неузнаваемо.

Экологические и прокреационно-демографические процессы происходят настолько медленно, что европейский социум не счел нужным обзавестись институтами, ответственными за управление ими. Сегодня он оказывается жертвой угроз инфра-стратегического диапазона. По приведенной футурологической шкале экологический аспект будущего приобрел для современной Европы рейтинг "c", прокреационно-демографический аспект – рейтинг "d". Первый из них Западный мир не сумел предотвратить, второй – до сих пор не может опознать. В этих случаях осуществляется лишь "догоняющее" управление, неэкономичное по затратам ресурсов и неэффективное по результатам.

Очевидно, наряду с оперативным, тактическим и стратегическим управлением, общество нуждается в еще одном его виде – инфра-стратегическом управлении.

Место разработки философских и теоретических вопросов управления в системе институтов социума

Начнем издалека. В хозяйственно-экономической теории и практике оказалось удобным выделять промежуточный слой между предметной и управленческой деятельностью. Этот слой деятельности получил название "контроллинг". Разделение функций между слоями осуществляется следующим способом. "Принципиальное отличие руководителя и контроллера заключается в том, что руководитель, в конечном итоге, отвечает за результаты деятельности предприятия в целом и его структурных подразделений (центров ответственности). Контроллер отвечает за правильность использования методов и инструментов планирования, контроля, анализа и принятия решений, а также за прозрачность и наглядность представления достигнутых результатов. Данный принцип справедлив по отношению к руководителям и контроллерам всех уровней иерархии управления"[13].

Есть указания на то, что элементы контроллинга существовали в английском бизнесе еще в 1700-х годах[14]. Этот факт можно рассматривать как проявление идеологии всеобщей специализации, породившей европейскую буржуазно-промышленную революцию XVIII века. Считается, что контроллинг в современном смысле возник в США более полувека назад из потребностей практики хозяйственно-экономической деятельности. Он быстро распространился через Германию на развитые страны Европы; с 1990-х годов началось его внедрение в России[15].

Диктуемое жесткими условиями конкуренции все более широкое обращение к контроллингу на государственных предприятиях и в частном бизнесе показывает, что усложнение и повышение темпов человеческой деятельности, а также сопутствующая ему специализация вступили в новую фазу. Массовое внедрение контроллинга объясняется причинами антропологической природы, а именно ограниченной информационно-управленческой "пропускной способностью" отдельного человека (способностью перерабатывать информацию, принимать адекватные решения и своевременно отслеживать обратную связь в условиях дефицита времени). Образуется катастрофический разрыв в деятельности предприятия, организации, заполнить который и призван институт контроллинга.

Применение деятельностного подхода позволяет увидеть, что феномен контроллинга – шире, чем одна из концепций управления промышленным предприятием или совокупность практического инструментария, шире, чем самостоятельная научная дисциплина. Это – указание на актуализацию нового этапа организации сложной коллективной деятельности, неизбежного на определенном этапе глобализации и сопутствующей ей интенсификации транзакций. Этот этап состоит в выделении и обособлении промежуточного слоя деятельности между управлением и исполнением. По широте и общности он сопоставим с такими принципами построения деятельности, как организация или иерархия. На практике функция контроллинга востребуется в том или ином центре ответственности организационной структуры, когда исчерпывается информационно-управленческая "пропускная способность" курирующей эту точку единицы управленческого персонала[16].

Социальная сфера, отрасли народного хозяйства в своих управленческих структурах пока не обзавелись подобным промежуточным слоем, призванным поддерживать профессионализм управленцев на всероссийском или даже мировом уровне. Естественно, это сказывается отрицательно на степени проработанности принимаемых управленческих решений. Действительно, может ли местная команда соперничать в профессионализме со сборной страны или мира?

Содержание объема понятия управления многократно превышает содержание объема понятия промышленного производства, хозяйственной деятельности, экономики и т.п. Поэтому без институционализации пространства разработки теоретических вопросов управления, снимающих ограничения масштаба исследований, трудно рассчитывать на ее устойчивый прогресс. Создание в социуме, в дополнение к существующему институту управления, института контроллинга (в широком смысле, далеко выходящем за рамки промышленного производства) позволило бы консолидировать накапливаемый управленческий опыт и получить легитимную базу для кооперации на постоянной основе специалистов разных направлений и масштабов предметной деятельности в разработке философии и методологии управления, ее социологии, психологии, собственной теории, технологий, осуществлять массированный информационный обмен и представление результатов слою управленцев для сравнительной оценки и практического использования.

Несколько слов о парадигме "сложного мышления" Э. Морена

В модернизации института управления важна ориентация на конструктивное сочетание мировоззренческих и прагматических аспектов движения теоретической мысли, порождающая их диалектический баланс, в практическом плане соответствующий ситуации устойчивого развития коллективного субъекта. В связи со сказанным представляется целесообразным обратить внимание на результаты всемирно признанной философско-методологической школы "сложного мышления"[17].

"Эдгар Морен (р. 1921) – признанный международный авторитет в разработке общей теории систем и принципов познания сложного"[18], автор полусотни книг, последовательный сторонник трансдисциплинарности (исследований, идущих сквозь дисциплинарные границы), междисциплинарности (кооперации научных областей) и полидисциплинарности (изучения феномена или объекта одновременно и с разных сторон несколькими научными дисциплинами).

Э. Морен критикует устоявшуюся в современном сознании парадигму, имплицитно предполагающую возможность постижения природы вещей и законов социума путем движения от элементарных постулатов к сложному с аддитивным накапливанием научных результатов. Сложное присутствует в человеческом окружении изначально. Неожиданно для исследователя и практика оно порождает эмерджентности. Хаос и Порядок взаимно обусловлены, поэтому редукции-упрощения изначально непродуктивны, они порождают лишь заблуждения, самообманы, а также возможности сознательных манипуляций в социуме в целях, далеких от философии и науки.

Перечисляемые ниже "семь принципов сложного мышления", выделенные в комментарии к первому тому перевода на русский язык программного пятитомника Э. Морена[19] дают лишь исходное представление о широте авторского подхода к проблеме познания.

1. Системный или организационный принцип. Осуществляется "челночное" движение между целым и частями.

2. Голографический принцип. Не только часть входит в целое, но и целое присутствует в каждой отдельной части, возможно, в снятом виде.

3. Принцип обратной связи Н. Винера. Причина и следствие замыкаются в рекурсивную петлю.

4. Принцип рекурсивной петли превращает понятие регуляции в понятие самопроизводства, самовоспроизводства и самоорганизации.

5. Принцип авто-эко-организации. Живые существа самоорганизуются и расходуют энергию для поддержания своей автономии.

6. Диалогический принцип. Противоположности находятся в дополнительной, возможно - конкурентной, антагонистической связи между собой.

7. Принцип повторного введения познающего. Реальность строится человеком (наблюдателем), поэтому познание всегда есть более или менее субъективная реконструкция.

Ограничения объема не позволяют далее углубляться здесь в фундаментальные построения Э.Морена, поэтому мы вынуждены ограничиться лишь тремя из его выводов, важными для дальнейшего изложения.

"…всякое понятие, всякая теория, всякое познание, всякая наука отныне должны включать в себя двойной или множественный вход (физический, биологический, антропосоциологический), двойной фокус (субъект/объект) и должны создавать петлю. Идея в том, что замыкание петли – это не просто стыковка начала с концом, а трансформация"[20].

"…Сложность соответствует вторжению антагонизмов в сердцевину организованных феноменов, вторжению парадоксов и противоречий в сердцевину теории. С этих пор проблема сложного мышления заключается в том, чтобы … мысленно схватить воедино две, остающиеся тем не менее противоположными, идеи. Это возможно, если найти: а) метаточку зрения, которая релятивизирует противоречие, б) вписывание в петлю, которая делает продуктивным соединение антагонистических понятий, ставших теперь дополнительными"[21].

"Всякая власть Государства располагает программирующей/упорядочивающей властью над обществом (властью управлять, издавать законы, постановлять), стратегической властью (вырабатывать и принимать решения по той политике, которую предстоит проводить) и властью командования/контроля"[22].

Деятельностный характер человеческого существования в мире

Как известно из трудов авторитетных исследователей (К. Маркс, М. Вебер, Л. Мизес, Г. Щедровицкий и др.), безальтернативным способом существования социализированного человека в мире является деятельность.

"Деятельность, ее виды и организация описываются одновременно как способ существования человека, специфически соединяющий его внутренние и внешние детерминации, и как форма и процесс практического, в том числе духовного, освоения и преобразования человеком окружающего его мира, как конкретизация диалектики субъектно-объектных связей, активной стороной которых выступает действующий человек, и как по различным основаниям упорядоченное и/или спонтанное коллективное поведение, как в различной мере осмысленные и социально регламентируемые взаимно ориентированные субъективные действия людей, и как взаимосвязь осуществляемых в различной предметной и/или ситуационной среде интеракций"[23].

Институт контроллинга национального уровня призван выделять наиболее важные направления деятельности государства как коллективного субъекта, обоснованно расставлять их приоритеты, обустраивать эти направления институционально (включая институты права, социокультурного обеспечения, мониторинга), предлагать основания рационального распределения доступных ресурсов между субъектами деятельности и назначения ориентиров стратегического планирования.

Базовой составляющей деятельности человека как способа его существования в мире является прокреационная деятельность[24]. Значимые текущие результаты прокреационной деятельности, воспроизводство необходимы человечеству, "…чтобы обладать существованием"[25].

Роль масштабного фактора в деятельности и, соответственно, в управлении ею

Обычно предполагается, что все управляемые системы развиваются по одним и тем же законам, т.е. принадлежат единственному классу. Тогда вопрос о границах применимости конструируемых моделей отпадает сам собой. По факту сегодня подробно разработан только класс математических моделей финансово-экономических процессов, и ситуация напоминает поиски иголки под фонарем. Практика же свидетельствует, что, в зависимости от масштаба системы, те или иные допущения относительно ее свойств, используемые при построении модели, либо релевантны (уместны), либо приводят к недопустимым погрешностям. Соответственно, прогнозы, выстраиваемые на основе этих моделей, реже оправдываются, чаще противоречат ходу событий. Поэтому модели следует строить, группировать и использовать с учетом с масштаба систем. Пренебрежение различиями в масштабах приводит к абсурдным результатам и рекомендациям.

Необходимость учета масштабного фактора в выстраивании моделей рассматриваемых систем можно иллюстрировать картографической аналогией. Область земной поверхности небольшого размера с достаточной для практики точностью представима в виде плоской карты. При увеличении отображаемой площади методическая погрешность возрастает. Поэтому при вычерчивании карт крупного масштаба приходится подбирать метод картографического проецирования, минимизирующий ту или иную составляющую погрешности – в зависимости от их прагматического назначения. Какие же аспекты следует положить в основание классификации моделей управляемых систем?

Уровни реальности, подлежащей управлению

Специализация в деятельности привела в свое время к возникновению организаций, развитие которых увенчалось крупномасштабными системами. Однако хозяйственно-экономическая деятельность не покрывает всей совокупности человеческого опыта. Активность существующих систем осознанно или неосознанно выходит за рамки хозяйства и экономики. Начиная с некоторого размера системы этим невозможно пренебрегать.

Уже средние и крупные предприятия вынуждены уделять внимание социальным аспектам своего функционирования. Заметим, что, в зависимости от текущей экономической конъюнктуры, объекты социального назначения то создаются этими субъектами деятельности в собственной структуре, то передаются ими в муниципальную собственность.

Более крупные образования – мегаполисы, регионы, страны и группы стран, религиозные конфессии – относятся к категории субъектов истории. Это значит, что они обладают способностью длить свое существование на протяжении временных интервалов, значительно превышающих длительность отдельной человеческой жизни. Хозяйственно-экономическая деятельность ими ведется, и можно согласиться, что она является существенной. Социальные действия также важны, они складываются в исторические события. Но все же базовой для социума является прокреационная деятельность или воспроизводство жизни, воспроизводство населения, которое ведет хозяйство, отражаемое в экономических показателях, и осуществляет социальные действия. Хозяйственно-экономический потенциал не конвертируется напрямую в демографическую успешность, о чем свидетельствует новейшая история всех ныне существующих развитых стран европейской культуры, а также России. Эти страны, несмотря на принимаемые меры, утратили способность обеспечивать даже простое воспроизводство своего коренного населения. Более того, их демографическая динамика год от года ухудшается.

Проблема депопуляции стран Европейской культуры является трансдисциплинарной. Параллельно с ней существует политическая проблема отсутствия "хозяина" проблемы депопуляции и сдвига этнического баланса. Предприятия, корпорации, холдинги, концерны, финансово-промышленные группы и т.п. по мере надобности покупают рабочую силу на рынке труда и в принципе не озабочиваются демографическими вопросами, являясь в этом смысле реципиентами несущих их стран. Страны являются демографическими донорами для них и для собственных крупных городов. Правительства, не имея действенных рычагов влияния на прокреацию, пытаются управлять миграционными потоками в сиюминутных хозяйственных целях, не осознавая среднесрочных социальных и долгосрочных политических последствий сдвига этнического баланса. Неизбежно наступает момент, когда количественные изменения переходят в значимые подвижки на геополитическом плацдарме (типа косовской трагедии). Вопрос о социальной ответственности бизнеса остается абстрактным, пока не понят и не реализован механизм достижения прокреационной успешности несущего этот бизнес субъекта крупномасштабной системы деятельности, оформленной в виде страны, региона и т.п.

Кроме того, о своей актуальности во весь голос заявляет экологическая проблематика. Для решения экологических проблем необходимы согласованные действия всего населения планеты.

Классы моделей управляемых подсистем

В соответствии со сказанным в настоящее время могут быть выделены перечисляемые в порядке нарастания масштаба четыре класса управляемых подсистем, соответствующие следующим пространствам,: 1) хозяйственно-экономической деятельности, 2) социально-хозяйственно-экономической деятельности, 3) пространству истории, 4) планетарному пространству.

Критерием отнесения подсистемы деятельности и осуществляющего ее субъекта к тому или другому классу служит ответ на вопрос – входит ли в цели рассматриваемого субъекта достижение и/или поддержание: 1) хозяйственно-экономической состоятельности, 2) также и социальной состоятельности, 3) также и состоятельности прокреационной, 4) также и состоятельности экологической?

На линейке временных масштабов Рис. 1 можно выделить области существования во времени предлагаемых классов подсистем деятельности в европейской культуре. "Старший" (объемлющий) коллективный субъект "социальной матрешки" вменяет свои прагматические интересы "младшим" (объемлемым) субъектам в качестве их нематериальных (например "духовных") потребностей.

Рис. 1. Линейка временных масштабов субъектов деятельности

Сущность рыночного мироустройства состоит в том, что коренным субъектом развития оказывается корпорация, которая посредством экономических рычагов трансформирует доступные ей области мира в глобальный рынок. Лица, принимающие сегодня решения на всех трех уровнях предложенной классификации, имеют в своем арсенале лишь чисто экономические модели, адекватные подсистемам наименьшего масштаба. Этим во многом объясняются охвативший мир очередной финансово-экономический кризис, а также депопуляция развитых стран и экологическая деградация.

Инструментарий исследования управляемых систем "высшего" (1) класса необходим для разработки планетарной экологической стратегии.

Инструментарий исследования управляемых подсистем "верхнего" (2) класса необходим для разработки стратегии страны или группы стран, для нахождения баланса внутренних демографических доноров и реципиентов, для разработки стратегии мирового развития и нахождения в мире достойного места для России.

Инструментарий исследования управляемых подсистем "среднего" (3) класса необходим для разработки стратегии концерна, корпорации, крупного предприятия на долговременную перспективу.

Важна возможность их соотнесения с "нижним" (4) классом управляемых подсистем, богатым уже наработанным математическим инструментарием исследования[26].

В качестве средства навигации в состоящем из указанных классов мире управления можно предложить принцип субъектно-парциального дуализма[27], утверждающий, что управляемые и управляющие субъекты одновременно могут быть трактованы и как элементы (парциальные подсистемы, то есть, уровни или фрагменты уровней) единой иерархической, полиархической или существующей на иных основаниях целостной гипер-системы, представляющей некоторое сообщество или даже общество в целом. Без нарушения строгости рассуждений гипер-система может быть расчленена на фрагменты – стационарные и нестационарные управленческие ситуации – но только в том случае, если влияние отбрасываемых частей учитывается при задании внешних условий частных ситуаций, на которых концентрируется внимание исследователя. Абсолютно строго в принципе может быть осуществлена и обратная процедура - агрегирование управленческих ситуаций, включающее в себя, в частности, "сборку" коллективных субъектов из субъектов индивидуальных.

Важен не только результат процедуры перевода одной монистической картины в другую, но сама возможность установления отношения эквивалентности между совокупностью субъектов, состоящих между собой в организационно-техническом отношении[28] (т.е. в отношении управления-подчинения) и единой многоуровневой структурой.

Пример неоправданной "склейки" классов управляемых систем

В одном из докладов конференции по управлению развитием крупномасштабных систем [29], по мнению его автора, представлен "базовый терминологический аппарат, необходимый/достаточный для проведения анализа особенностей управления социальными и организационными системами различных стран на современном этапе". Начав с обсуждения категории целостности социальной системы, автор справедливо отмечает ее связь с самоподдержанием, самосохранением. Действительно, целостность систем "верхнего" класса включает обеспечение расширенного или хотя бы простого воспроизводства населения. Системы "среднего" и "нижнего" класса избавлены от непосредственной заботы о прокреации (воспроизводстве населения), если не считать налоговой нагрузки и бессистемных благотворительных акций. Однако, из опыта всех без исключения стран европейской (в широком смысле) культуры известно, что, пройдя через каналы бюрократической системы государственного управления, собранные налоги не обеспечивают даже простого воспроизводства титульных наций Европы, т.е. искомой целостности стран европейской культуры. Сами же налогоплательщики – системы "нижнего" и "среднего" классов – вполне способны воспроизводить свои социальные и хозяйственно-экономические организованности расширенно, наращивать прибыль, финансовый, социальный, человеческий (в узком смысле) капитал даже в условиях демографического и финансового кризисов.

Таким образом, системам "верхнего" класса для обеспечения собственной целостности необходим некоторый дополнительный нетривиальный управленческий инструментарий (которого пока НИ У КОГО НЕТ). Автор же вышеупомянутой работы полагает, что "…понятия "социальной" (включая страны, государственно-политические системы) и "организационной" (включая небольшие объединения людей, производственные, коммерческие и т.п. структуры) системы можно рассматривать как синонимичные. … Поэтому эффективными на уровне государства обычно бывают те методы управления, которые свойственны отдельным коллективам … Конгруэнтность форм управления на "низшем" и "высшем" уровне обеспечивает более успешное (эффективное) развитие социальных систем, их дальнейшее усложнение и увеличение их потенциала".

Приведенные выше данные мировой статистики говорят об обратном. Но на каком же пути искать выход из демографического тупика?

Прокреационное здравоохранение как управляемая система

Ниже мы в качестве примера детализируем функциональное устройство и принципы взаимодействия подсистем института здравоохранения страны или сообщества стран как управляемой системы, обеспечивающей прокреационную состоятельность реализующего ее субъекта и тем самым придающей ему статус субъекта истории. Проблема управления мировой демографической ситуацией состоит в разработке и реализации соответствующих эффективных механизмов стабилизации.

Обозначим принципиальное различение индивидуального и общественного здоровья. Оно базируется на том, что здоровье индивидуума характеризует в первую очередь качество происходящего в живом организме метаболизма (обмена веществ), представляющего собой способ существования во времени белковых тел.

В отличие от этого общественное здоровье характеризует качество существования во времени коллективного субъекта. Если субстрат индивидуума - белковое тело - имеет клеточную структуру, то коллективный субъект состоит из организаций, групп, семей и отдельных индивидуумов. Способом их существования в широком смысле является коллективная деятельность, а дление существования коллективного субъекта во времени конкретно обеспечивается ее базовой составляющей – деятельностью прокреационной. Прокреационная деятельность коллективного субъекта является функциональным аналогом метаболизма индивидуума.

Релевантная модель прокреационного здравоохранения должна принадлежать "верхней" (2) ступени заявленной классификации и создаваться с использованием средств институциональной теории.

Деятельность и здоровье

Возможность индивида осуществлять как производственную, так и прокреационную деятельность определяется уровнем его здоровья. Возможность страны в целом как коллективного субъекта осуществлять деятельность определяются уровнем общественного здоровья. В современном научно-медицинском дискурсе термин "общественное здоровье" не несет в себе содержательного отличия от простого набора отчетных показателей, получаемых суммированием медицинской статистики. Этот термин требует содержательного обновления, о чем говорится ниже.

К построению двухфокусных понятий здоровья и здравоохранения

При проектировании национального института управления возникает понимание проблемы баланса индивидуального и общественного здоровья как ценностного ориентира.

На основании сказанного для здоровья в целом предлагается выстраивать двухфокусной понятие, включающее: 1) индивидуальное здоровье как субъектно воспринимаемый и поддерживаемый индивидом фокус и 2) общественное здоровье как фокус, выстраиваемый и поддерживаемый сложившимся в социуме инструментарием коллективной кооперативной деятельности, объективируемый и поверяемый демографической статистикой. В соответствии с вышеописанным концептуальным аппаратом Э. Морена это понятие будет иметь множественный вход: биологический, антропосоциологический, духовно-этический, узко-экономический (и, возможно, ряд других, необходимость рассмотрения которых будет выявлена при дальнейшем анализе). Отношения фокусов выстраиваемой модели складываются в замкнутую петлю – поддержание индивидуального здоровья сегодня невозможно без института общественного здравоохранения; в свою очередь, общественное здоровье не существует иначе, чем в виде наличного потока индивидуальных процессов жизнедеятельности, базирующегося на прокреации как базовом основании.

К построению двухфокусного понятия управления

Для управления в целом предлагается выстроить двухфокусной понятие, включающее: 1) фокус управления (верхний этаж упоминавшейся схемы организационно-технического отношения) и 2) фокус подчинения (нижний этаж схемы). Его множественный вход может быть трактован как философский, антропосоциологический, духовно-этический, узко-экономический и т.д. Важнейшая проблема управления как института состоит в недооформленности рекурсивной петли, соединяющей указанные фокусы. Если связь "сверху вниз" обеспечена и в идеологическом, и в методологическом, и в ресурсном, и в силовом аспектах, то обратное влияние – от фокуса подчинения к фокусу управления – осуществляется лишь формально – посредством закона, находящегося под определяющим влиянием фокуса управления. Эта связь оказывается недостаточной, чтобы удерживать фокус управления в рамках эффективности.

В частности, возникает почва для коррупции, основанной на представлении чиновника о своей должности как почти легитимном источнике ренты, для непомерных бонусов ("золотых парашютов") высшего финансового менеджмента и т.д. Методологическое несовершенство института управления поглощает нарабатываемый в управляемой деятельности продукт, предназначенный для развития страны.

Из внесистемных попыток замыкания рекурсивной петли можно упомянуть приглашение на княжение варягов в древней Руси, революции и реставрации, спорадические симплификации аппарата управления западных фирм.

В описываемой двухфокусной конструкции отсутствует средство, способное привести антагонистические начала, формирующие полюса, к модусу дополнительности. Таким средством оказывается вышеописанный институт контроллинга, отстраненный от реальных финансовых потоков. Он убедительно демонстрирует свою эффективность сегодня пока только в сфере хозяйственно-экономической деятельности.

Резюме

Предложено двухфокусное понятие института управления, включающее фокус управления, фокус подчинения, а также создающий рекурсивную петлю институт контроллинга (в широком смысле), а также двухфокусные понятия здоровья и здравоохранения, включающие фокусы индивидуального и общественного здоровья в их неразрывной взаимосвязи.

В дополнение в семи принципам сложного мышления Э. Морена при проектировании многоуровневого института управления и обслуживающего его института глобального контроллинга предложено использовать принцип учета масштабов уровней управляемых систем. При этом институт управления строится в виде иерархической системы, число уровне которой соответствует числу охватываемых уровней управляемой системы.

-- - - - - - - - - - - - - - - - - - -

АВТОРСКИЙ ЛИСТОК:

ФИО: Реут Дмитрий Васильевич

Кандидат технических наук, доцент.

С.н.с. НИИ общественного здоровья и управления здравоохранением ММА им. И.М. Сеченова.

Доцент кафедры экономики МГТУ им. Н.Э. Баумана.

Действительный член Международной общественной Академии экологической безопасности и природопользования

Контактные телефоны: 8-495-360-67-05 (дом.), 8-916-161-05-42 (моб.)

E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

---

Философия управления как вспышка смысла

• 

Подробности

Автор: Тарасенко В.В.

Просмотров: 5170

Вступление.

Если я превратил толпу, состоящую из людей с различными интересами в группу или сообщество, способное реализовать то, чего я хочу, то я управляю.

Если толпа организовалась в группу или сообщество, способное реализовать коллективные интересы и цели, разделяемые всеми членами сообщества, то она самоуправляется.

Управление – это способность субъекта целенаправленно конструировать и развивать другого субъекта или себя.

Суть управления – в порождении или разрушении субъектов.

Субъект тут понимается в классическом смысле – как носитель идей, интересов, целей.

Субъект может быть отдельным человеком, а может быть группой.

Планирование, контроль, координация, обратные связи, влияния – это средства управления, а не его суть. Это коммуникативный инструментарий.

Суть управления смотри выше.

В ХХ веке управление перестало быть интуитивным ремеслом человека или группы людей. Оно стало техникой. Техника слабо зависит от субъективного опыта личности. Она его использует.

Одни коллективные субъекты управления начали порождать другие коллективные субъекты управления.

Эти феномены исследует психология, социология, математическое моделирование.

При чём тут философия? Где тут философский дискурс?

С чего бы ему взяться?

***

Чтобы ответить на этот вопрос, проведем мысленный эксперимент.

Рассмотрим часть системы управления - фрагмент должностной инструкции некоего младшего регистратора:

Обязанности младшего регистратора по регистрации заявок состоят в следующем.

Каждое утро с 10 до 11 часов регистратор принимает заявки за прошедший день от помощника регистратора под расписку, контролируя качество заполнения заявок.

Заявки, не соответствующие качеству возвращаются помощнику с указанием причины отказа.

С 11 до 13 часов производится заполнение журнала регистрации заявок, постановка регистрационных номеров в заявках и заполнение карточек заявок.

С 14 до 18 часов производится сортировка заявок - согласно инструкции по сортировке и заполнение бланков на отгрузку.

А теперь представим, что младший регистратор работает, к примеру, в Красном Кресте. Он занимается благородным делом – обработкой заявок на отгрузку бесплатных медикаментов для больных африканских детей, которые страдают от полиомиелита.

Представили? Что ощутили? Предположим - радость от того, что страдания несчастных детей облегчатся.

А теперь представим, что младший регистратор работает в Освенциме и заполняет заявки на уничтожение людей.

Представили? Что ощутили?

Наверное, другие (по сравнению с Красным Крестом) эмоции.

А теперь подумаем – а что должен ощущать младший регистратор?

Вы меня спросите – должен кому? Ну, допустим, по инструкции.

Итак, что должен – согласно инструкции, ощущать младший регистратор?

Ужас состоит в том, что ничего.

В смысле того, что он может радоваться за детей в Африке или сочувствовать евреям в газовой камере. Но это – так сказать, не необходимость системы управления - частью которой он является. Это не его обязанность.

Он ничего никому не должен.

Наверное, у младшего регистратора семья, детки.

Ему надо честно сделать свою работу. Прийти домой. Отдохнуть.

И на следующий день опять отправится на свою работу.

Профессионализм младшего регистратора – согласно инструкции - состоит в аккуратном заполнении заявок.

А что эти заявки содержат – вакцины от полиомелита или евреев, которых надо превратить в серый порошок, его не должно волновать.

И это сложившееся положение дел в управлении.

Парадигма управленческой рациональности.

Управленец взял и сконструировал субъекта некоторой деятельности – младшего регистратора, заключенного в другой субъект – организацию, заключенного в другой субъект - государство.

Младший регистратор – это субъект. Он имеет цели, связанные с регистрацией входящих заявок. Это его производственная обязанность.

Но эта производственная обязанность необходимо бессмысленна.

В своей работе субъекту нет необходимости воспроизводить свое жизненное пространство, эмоции, страсти, жизненные интересы – все те вещи, которые наполняют жизнь человека смыслом.

Он воспроизводит значения и цели бизнес-процессов.

И от этого бессмысленность не уменьшается, а увеличивается.

Произведена замена смыслов значениями.

Мало того, если младший регистратор начнет думать о смысле того, что он делает, то это будет мешать его работе.

Ведь управление – это технология или система. Это – наука, которая может включать разные содержания.

Поэтому управление заявками или финансовыми потоками Освенцима не отличается от управления заявками или финансовыми потоками Красного Креста.

Это же очевидные – для профессионалов, вещи. Это само собой разумеющиеся вещи.

В этой очевидности содержится "слепое пятно" этих самых профессионалов и ужас.

И, если мы видим этот ужас, мы видим философскую проблему и точку роста философии.

В чём ужас-то? – спросят непонятливые профессионалы, подсчитывая свои гонорары от внедрения систем управления, финансовых потоков, бизнес-процессов, кэш-флоу, KPI и других вещей, тиражированных МВА школами и разными тренингами.

Другие профессионалы – допустим от философии или социологии объясняют, что это всё банально, давным-давно известно, например, у Маркса под названием "отчуждение средств производства", а у посмодернистов "симулякр", а у фрейдистов "кастрация", а у франкфуртской школы – "диалектика просвещения" и так далее – по тексту.

Ужас в том, что профессионалы не видят ужаса того, что проблема не решена, что наши ярлычки под названием "отчуждение", "симулякр", "кастрация", "диалектика просвещения" не изменили положение дел в мире, не сделали мир осмысленней.

Патологоанатом не видит ужаса смерти. Принюхался. Ему работать надо.

Менеджер-управленец не видит ужаса созданной им машинки (прости господи "системы управления"), которая как раковая опухоль пожирает здоровые клетки, пожирает смыслы и способности человека быть человеком – где бы человек не находился – в Красном Кресте или Освенциме.

Философ защитил диссертацию и ему хорошо.

Он же тоже профессионал. У него же тоже семья.

Ничего личного. Только бизнес.

Начнёт ужасаться – работать перестанет.

А ужаснуться надо. Потому, что это действительно ужасно.

С рефлексии этого ужаса и попытки противостоять ему, на мой взгляд, должна начинаться философия управления.

Вот тут философия зарыта. Вот тут ее предъявлять то и нужно. Вытаскивать.

Тут совершенно не охота говорить на тему "определение понятия управления" или "в чем культурные контексты управления", или как постмодерн оппонирует франкфурстской школе.

Это глупо. Это не движение к философии. Это движение от неё.

Философия находится рядом с мощными экзистенциальными переживаниями, которые маркируются эмоциями – ужасом, эйфорией, страстью.

Философ тот, кто способен поймать свои переживания бытия и реальности и выразить их. Философия рядом с разговором о жизни и смерти.

Бессмысленные системы управления – это смерть.

Осмысленные системы управления – это жизнь.

Философия – способность обозначать и переопределять границу между осмысленным и бессмысленным.

Вот об этом стоит говорить.

Остальное – от лукавого.

***

Мудрость, по сути это движение в двух координатах – радости (любовной страсти) от обретения смысла и боли от потери смысла.

Нельзя радоваться разрушению – убийству смысла. Это не мудрость. Это безумие. Это больно философу.

Остальным – всё равно. Остальным некогда – им "работать" надо.

Феноменология управленческого ужаса.

Ужас философа – это маркер всеобщей апатии, связанной с тотальной потерей смысла, с тотальной потерей связи с той реальностью, которую мы вольно или невольно сами себе создаем в управлении.

Ужас для философа – убийство смысла, превращение смысла в машинки понятий, плюющиеся своими значениями.

Ужас в том, что субъект рождается и живет бессмысленным.

Он не осознает себя, своих целей, своих интересов. Его идеи и цели не конструируют пространство смыслов.

И это культурный факт.

Приведенная выше инструкция – это препарат. Препарирование смысла (положительного – как с Красным Крестом или отрицательного – как с Освенцимом) в "вечный двигатель" эффективной организации. Это создание чего-то, наверное, умного и логичного, но бессмысленного.

Тут еще один маркер философского знания. Философии нужен не ум, а смысл.

Ум и знания можно препарировать – зафиксировать должностной инструкцией.

Но можно ли препарировать смысл там, где с целями повышения управления мы создаем плохо управляемые системы управления? Можно ли препарировать смысл там, где размножаются бессмысленные и потерянные люди?

Потерянные люди не любят и не умеют работать. Потерянные люди работают на ненавистных им работах не приходя в сознание.

Потерянные люди плодят людей таких же потерянных людей - не любящих и не умеющих работать. И никакая "самоорганизация" и "невидимая рука рынка" нас от этого не спасает.

Никакая инструкция не помогает нам найтись и найти этих людей.

Освенцим он тут – совсем рядом.

Спустись в метро.

Там сидит в окошечке Татьяна Петровна или Наталья Степановна и раздает жетоны. Это её ад.

Работает напряженно – посменно. И делать ничего она больше не умеет.

И, в принципе, давным-давно изобретены автоматы с пластиковым картами – провёл любой картой и прошел себе. И у каждого в Москве есть пластиковая карта.

И Татьяна Петровна вроде бы и не нужна. Дешевле, проще и безопаснее поставить автомат.

Дешевле Татьяне Петровне дать нормальную пенсию, чем платить зарплату на бессмысленной работе, требующей огромных затрат на устранение катастрофических последствий потерь смысла.

Работа сама по себе не даёт ценности.

Мы производим товаров и услуг гораздо больше, чем можем съесть.

Китай в одиночку может снабдить весь мир промтоварами, а Аргентина – продовольствием, Америка – идеями и деньгами, а Япония – технологиями.

При этом их продукции хватит на всех - и на африканцев, и на эскимосов и на жителей огненной земли.

Что делать всем остальным?

Чем занять время африканцев, индусов, пакистанцев, бангладешцев и (кстати) россиян?

Что делать Татьяне Петровне которая делать ничего не умеет, которая не может конкурировать с китайцами, которые всё сделали?

Гнаться за китайцами?

Тут нужна религия и культура праздности. Культура праздности - это способность расслабиться и получать удовольствие от того, что ты не ходишь на нелюбимую работу, не общаешься с неинтересными людьми, что ты живешь своей жизнью, своими мыслями и для себя, общаясь с теми, кто тебе нравится. Культура праздности - это нежелание бежать за паровозом прогресса и новых технологий - на нем уже едут другие.

Она по сути уже есть – в Тунисе, Марокко, Европейских странах.

Правительству стран, которые проиграли в мировой конкуренции  выгоднее платить человеку пособие по безработице и придумывать ему развлечения в свободное время, чем пытаться его чем-то занять на убыточном и заведомо неэффективном производстве.

Никчемное и неконкурентное производство сожрет гораздо больше денег, чем социальные   мероприятия. Поэтому - пусть хоть люди немного порадуются и для себя поживут.

И тогда несколько процентов бездельников от нечего делать придумает совершенно новый тип производства (вместо паровоза - аэроплан), в чем их страна и станет лидером.

Поэтому, казалось бы, проще отправить Татьяну Петровну в семью – чтобы детей или внуков воспитывала. Чтобы они не шлялись после школы непонятно где.

Ужас состоит в том, что и этого не происходит.

Татьяна Петровна умеет только жетоны выдавать. А общаться с детьми и внуками не умеет и не хочет. Ведь этому никто не учит, ибо человек учится тому, что необходимо.

Она не умеет быть праздной. Она не умеет придумать себе смысл.

Праздность требует навыка смыслообразующего общения. Смыслообразующее общение не необходимо в "системе управления" Татьяной Петровной.

Она не умеет заботиться о себе и о ближних. У неё это атрофировалось.

Она умеет только выдавать жетоны и отдыхать после этого.

Поэтому смысл редуцировался как атавизм.

Люди, проработав до пенсии, не вырастают – не приходят в сознания.

И в этом ужас.

Зайди в суд. Там сидит погребенная под огромным количеством дел женщина-судья которая, по сути, не отличается от Татьяны Петровны. То же самовоспроизводство значений без воспроизводства смысла.

Но при чём тут философия?

Это же, наверное, социальная проблема.

Вот пусть ее социологи исследуют. Пусть предлагают правителям свои решения.

Философия должна быть непорочной и невинной с точки зрения какого-либо опыта. Пусть она занимается чистым сознанием.

Не согласен.

Философия – это гуманитарное знание исследующие проблемы и возможности людей. Вне проблем и вне возможностей человека нет знания.

Рефлексия: философия как вспышка

Философ – это человек, который берет на себя смелость помыслить связь между реальностью и своим осознанием этого самой реальности.

Вспышка – это смелость такого мышления. Это преодоление слепых пятен культурных и психологических очевидностей.

Эта связь неочевидна для современной ему культуры, так как она эксплуатирует какие-то другие связи.

Эта смелость связана с конструированием смыслов.

Эта связь появляется вначале в виде вспышек сознания, вспышек мышления философа.

Потом вспышка мышления превращается в набор образов и представлений, картин мира, моделей реальности. Потом эти модели формируют новые парадигмы, новые очевидности и новые "слепые пятна".

До тех пор пока не родится новый философ – с новыми вспышками мышления,

С точки зрения рода представлений о философии как о вспышке можно реконструировать и генерировать философские акты.

Вот Аристотель.

Он утверждал, что вещи в нашей реальности могут либо существовать, либо не существовать.

Предположим, что это утверждение связано с вспышкой мысли Аристотеля, его актом философствования, актом понимания реальности.

Предположим, что Аристотель наделил реальность смыслом осознав то, что вещи могут либо существовать, либо не существовать.

Для нас его суждение банальны – никакой вспышки, никакого и наделения смыслом вроде бы нет.

Это же очевидно – вот либо живой человек и он есть, либо мертвый. О чем спорить то?

Надо не спорить. Надо подумать. Надо почувствовать "слепое пятно" нашей культуры.

Мысленные эксперименты с вспышками сознания.

Поставим еще один мысленный эксперимент. Предположим, что мы родились и выросли в культуре, где нет этой очевидности. Где смысл и значение суждения "вещь либо существует, либо не существует" вообще не понятны.

Например, для малагасийской культуры очевидной является мысль о том, что все когда-либо рожденные в прошлом люди живые – вне зависимости от того, умерли они или нет.

Поэтому человек не может существовать или не существовать.

Человек – если он родился, существует всегда. Он бессмертен и неубиваем. Это же очевидно. Как очевидно и то, что можно спокойно общаться с умершими предками, спрашивать из совета, приглашать на обсуждение важных для нашего рода вопросов. Так как люди не умирают и существуют всегда, то смерть для малагасийцев – это как путешествие в другой город для нас. С мертвым всегда можно связаться – поговорить и даже увидеться.

Если я нахожусь в этой культуре, то мысль о том, что человек либо существует, либо не существует, будет весьма оригинальной.

Будет вспышкой сознания. Будет смелостью.

Осознание того, что реальность, возможно, другая – чем все привыкли считать рождает некоторое возбуждение. Мандраж.

Поэтому, такого рода осознание – это телесная практика. Это драйв, это эйфория, это напряжение сил.

Любитель может случайно столкнуться с этой практикой, с этой вспышкой.

Философ превращает свои "вспышки" в навык. Делает вспышки регулярными.

Тело становится резонатором мысли, настраиваясь на акты осознания, реализуемые в практиках.

Однако, телесной практики недостаточно для философствования. Если мы остановимся только на духовных (телесных) практиках, то мы получим религию или психотерапию.

Философ идет дальше.

Философия – это попытка выразить практику осознания естественным языком. Эта попытка следует за актом осознания, за духовной практикой.

Это выражение необходимо содержит "почерк" философа – черты его личности, поступков, субъективного отношения к миру.

В этом явленном акте предъявления мысли – ответственность философа.

В отличие от литератора или кинорежиссера, философ отвечает за свое слово, демонстрируя связь слова с необходимыми вещами в реальности.

Он не может наслаждаться словом в его чистой явленности.

Литератор вполне может оставаться мастером изящного слова, а музыкант - мастером звука. Это мастера введения зрителю в самоценный и самодостаточный транс.

Зрителю нравится транс. Он готов его купить у литератора, композитора и даже у священника.

У философа транс – не самоцель и не средство купли-продажи.

Вернемся в Аристотелю. Предположим, что следствием осознания того, что вещь может либо существовать, либо не существовать явилась логика, точнее аналитика Аристотеля с ее законами мышления.

То есть, из единичного осознания у Аристотеля родилось множество суждений языка – то есть, модель реальности.

Аристотель, порождая логику, порождает свою ответственность, свой "бренд", связанный с переходом от осознания к утверждению его аналитики о том, суждение может быть либо истинным, либо ложным.

Ответственность философа лежит в его уверенности в том, что его суждения должны быть подобны нашей реальности.

Ответственность философа состоит в создании практик, точнее в создании переходов от практик духовных к практикам техническим и социальным.

И если философ своим авторитетом нас успокоил в том, что его понимание подобно реальности, что его акты осознания реальности имеют к реальности отношение, то мы можем быть спокойны.

Модель – как доверие к сознанию и результат вспышек

Мы можем доверить наши мысли суждениям философа и начать употреблять модель – сеть взаимосвязанных и взаимоменяющихся суждений.

Модель, будучи описанной и превращенной в схему понимания - отбрасывает вспышки мысли, порождая науку и технику – как очевидные способы владения моделями.

Социология – это очевидный способ владения моделями социальной реальности, принятыми в сообществе социологов.

Модель сильно уменьшают наши трансакционные издержки, наши издержки на осознание.

Дело в том, что вспышки сознания и духовные практики очень затратны. Они требуют большое количества времени, концентрации внимания, работы над собой.

Нам хочется получить и использовать более-менее адекватный реальности готовый интеллектуальный продукт, помогающий нам выжить и преумножить жизненные ресурсы.

Этот продукт должен быть технологичен – то есть, достаточно прост в употреблении, способен к воспроизводству, улучшению, комбинированию и пр.

В силу своей технологичности модели-продукты не нуждаются в вспышках сознания и актах философствования.

Например, нам не нужно каждый раз кричать "Эврика" для определения массы тела, погруженного в воду. У нас есть модель и способ расчета этого самого тела.

Таким образом, у нас появляется доверие к моделям и связь между вспышками понимания реальности, реальностью и моделью.

Это доверие заставляет нас пользоваться моделью и считать что она, например, отражает реальность или даже ей порождает.

Таким образом, мы незаметно оказываемся во власти модели, во власти языка, которому мы доверяем.

Иногда мы злоупотребляем этим доверием – мы перестаем замечать то, что наше сознание, наши вспышки мышления спят, а работают модели, перемалывая своими языками наши смыслы и наши личные акты осознания.

И тут возникает угроза исчезновения реальности.

Реальность, каким-то мистическим образом связана с вспышками нашего сознания.

Философ просто необходим реальности для осознания подобного рода вспышек у себя или у других людей.

Иначе происходит убийство смысла.

А человек без смысла теряет лицо и человеческие качества.

Вернемся к нашему первому мысленному эксперименту с младшим регистратором.

Рассуждение по цепочке: вспышка – смысл – ответственность - доверие – модель – реальность – бессмысленность – ужас приводят к желанию раскрутить эту цепочку обратно. Назад от младшего регистратора к Аристотелю.

Аристотель порождает логические ходы мышления, которые, будучи освобождены от этических и эстетических феноменов порождают ужас потери смысла.

Машинки-модели мышления бессмысленны и беспощадны.

Живя рядом с ними, мы пытаемся найти свои вспышки сознания, но они научились так быстро превращать эти вспышки в модели, так быстро лишать их смысла, что мы не успеваем мыслить.

В результате мы перестаем видеть очевидные вещи, и наши модели перестают быть подобными нашей реальности.

В этом причины кризисов управления.

Кризисы.

Кризис – не более чем онтологическая данность ужаса, который мы исследуем в своей цепочке.

Вот деньги.

Деньги можно представить как модели вещей, как удобную их замену, как образовавшуюся альтернативную реальность.

Казалось бы, деньги уменьшают наши издержки на то, чтобы измерять и сравнивать вещи, наделять их каждый раз ценностью.

С этой точки зрения деньги вроде бы должны быть подобны вещам – так же, как суждения логики Аристотеля должны быть подобны предметами.

Однако, в нашем мире ничего подобного не происходит.

Основной закон мира вещей: вещь через год должна стоить дешевле, чем сейчас. То есть, если мы купили ботинки, то через год мы вряд ли их продадим подороже. Мы, скорее всего, их выбросим – если они у нас поношенные.

Иное дело – деньги. Это совсем другие вещи.

Деньги через год должны стоить дороже, чем сейчас.

Мы кладем деньги в банк или покупаем облигации в надежде на то, что через год их будет больше. Мы надеемся на то, что никто наши деньги не выбросит и не уничтожит – как использованные ботинки.

У нас нет банков, которые бы занимались уничтожением денег.

Мы не готовы оплачивать уничтожение денег, но готовы оплатить утилизацию вещей.

В результате рождаются две слабо пересекаемые реальности – реальность вещей – ценность которых со временем уменьшается, и реальность денег – ценность которых со временем увеличивается.

В результате деньги перестают общаться с вещами. Они начинают жить своей жизнью.

И мы остаемся без вещей и без денег.

Почему?

Потому, что мы блокируем наши акты осознания этих простых вещей. Мы не хотим это осмысливать. Мы не хотим заново отстроить цепочку от вспышки сознания к модели.

В результате на первый план выходит ужас.

Мы убиваем смыслы, полностью доверяя машинкам, состоящим из денег и понятий.

Единственный кто спасает от ужаса – это профессионал.

Высшая степень профессионализма – способность генерировать духовные практики, телесные навыки, вспышки осознания, необходимо перестраивающие наши схемы объяснения.

Каждый профессионал – это непрерывный генератор вспышек смысла в актах познания мира.

Профессионал наделят мир смыслом.

Их очень мало. Я очень мало видел, например, учителей или дизайнеров – которые осознавали то, что они делают и связывали свои "машинки понимания" с этим осознанием.

В основном есть ремесло владения схемами. Есть нежелание наделять актами осознания эти схемы.

Философ – это профессиональный искатель генераторов смысла и профессиональный генератор осмысления генераторов смысла.

Философия управления – это поиск смыслов и работа с ужасом.

Без смысла нет управления.

Постмодерн – это осмысленная стратегия разрушения (деконструкции) смыслов из культуры. Это философия усамоубийства философии.

Смыслы разлетаются как кровь и мозги из головы, разрушенной крепкой бейсбольной битой героя фильма Тарантино.

А дальше надежда на "самоорганизацию" и "синергетику".

Пусть вырастет то, что вырастет и расцветут сто цветов на нашей поляне.

Но ничего не расцветает на поляне, загаженной кровью, мозгами и фекалиями дискурса постмодерна.

Герои выбираются из под руин и собирают свои мозги обратно только в сказках.

В реальности в руинах выживают только крысы и тараканы – как самые приспособившиеся.

Поэтому не будем надеяться на самоорганизацию и ждать пока всё само образуется. Не дождемся.

Будем искать людей с актами понимания новой реальности. Это интересней.

Заключение.

Этот текст был направлен на возбуждение мысли читателя с точки зрения понимания предметов исследования философии управления.

Предъявленную феноменологию младшего регистратора далее можно исследовать с логической стороны - какова структура организации, эстетической стороны, этики.

Например, ужас или апатия – это эстетические феномен. Они не зависят ни от социальной системы, ни от конкретных людей. Это первый философский пласт, который мы тут обнаруживаем.

Инструкция – логический феномен.

Как связаны феномены логического и феномены эстетического в контексте управленческой практики?

Какие ограничение накладываются на эти феномены? Это третья – этическая проблематика.

Интересна и проблема философской антропологии – какой социальный тип управленца порождает рефлексия "вспышек" обозначенных выше.

Но это уже философские техники.

Но нам не нужны пустопорожние определения. Нам нужны вспышки смысла.